– Джонни так тебя ждал. Написал для тебя приветственный плакат. На итальянском.
– Я вернусь в субботу. Совсем скоро.
Повесив трубку, Гарри сидит возле телефона и смотрит на него. Ему хочется перезвонить и сообщить, что он все-таки прилетит. Не останется. Он скучает по ним и не может дождаться, когда они увидятся. Все это ошибка. Шутка. Но звонит телефон, и Гарри, вздрогнув, снимает трубку.
– Мистер Уинслоу, это администратор. Ваша ассистентка просила передать, что ждет вас у главного входа. В машине.
– Да, – говорит он. – Спасибо. Сейчас спущусь.
Гарри закрывает за собой дверь. Если и была возможность повернуть обратно, то она упущена.
5
Автомобилей почти нет. Мимо мелькают съезды с шоссе. Клэр в бежевом свитере с высоким ребристым воротом, который она постоянно теребит. Она сидит на переднем сиденье взятой напрокат машины, настороженная, не желающая ничего упустить, как ребенок на школьной экскурсии. По пути Гарри рассказывает смешные истории, и Клэр смеется тем смехом, который я сразу у нее отметил. Серебряный колокольчик. Смех, который хочется слышать всегда.
Задолго до ланча они проехали через городок, растерявший летнее оперение. Это похоже на репетицию без костюмов, когда актеры одеты в свою уличную одежду, а в зале никого нет. Город снова стал домом для местных жителей. На главной улице скучают припаркованные пикапы. Висят объявления, предлагающие поесть спагетти в пожарной части. Под небом землистого цвета тренируется школьная футбольная команда.
– Больше всего люблю бывать тут в это время года, – говорит Гарри. – Здесь очень спокойно. Понятно, почему сюда так тянуло художников и писателей. Но старые заведения закрылись. Аренда становится дороже, местным не по карману. Большинству художников тоже не по карману. Видишь, вон там? – Он показывает на магазин, торгующий дорогой мебелью для ванных. – Там был бар. «Бар Большого Эла». Там выпивал Джексон Поллок.
Вскоре Гарри разворачивается и останавливается напротив вокзала.
– Надеюсь, это место не закроется, – говорит он. – Здесь так вкусно.
Они заходят. Справа в витрине-холодильнике выставлены цепочки колбас, сыры, острые перцы, ветчина, оливки. У противоположной стены ряды пасты, домашних соусов, супов, напитков и мороженого. Пахнет оливковым маслом и горячим хлебом. Очередь из мужчин, рабочих и строителей – белых и латиноамериканцев. Они заказывают сандвичи. На стенах фотографии и открытки от постоянных клиентов.
– Тут почти так же хорошо, как в Риме, – шепчет он Клэр на ухо.
– Эй, Гарри! – восклицает один из продавцов. – Как жизнь? Тебя не было в последнее время.
Они пожимают друг другу руки.
– Привет, Руди. Уезжал. Работаю над новой книгой.
– И как?
– Нормально.
– Как миссис Уинслоу? – Он смотрит на Клэр.
– Хорошо, Руди. Спасибо, что спросил. Это Клэр. Наша подруга. Я ей рассказывал, что у тебя лучший прошутто по эту сторону Пармы.
Руди почтительно поднимает руки, принимая комплимент.
– Чем вас порадовать?
Они заказывают хлеб, сыр, мясо. Пища рабочих, пища итальянских крестьян. Пища, которую едят руками.
– Думаю, Руди не одобряет, – замечает Клэр, когда они выходят на улицу. Она старается сказать об этом легко.
Гарри кладет пакет на заднее сиденье.
– Неловко получилось, – соглашается он.
– Может, не надо было показываться на людях?
– Чушь. Садись. Нужно еще вина купить.
На пляже пусто. Серые волны шумно бьются о берег. Слишком холодно, чтобы ходить босиком. Гарри приносит еду и одеяло.
– Вода в это время года совсем другая, – произносит Клэр. – Как будто сердится.
Гарри опускается на песок, расстилая одеяло, и вынимает из кармана штопор.
– Ты настоящий бойскаут, – усмехается она.
– «Будь готов!» – мой девиз. Надеюсь, ты умеешь пить из бутылки.
– Попробуй меня остановить.
После ланча они лежат на одеяле и смотрят в небо. Клэр кладет голову на живот Гарри. У земли не так холодно. Неподалеку садится одинокая чайка, дожидаясь подачки.
– Обломись, – говорит Гарри, бросая в нее щепкой, и птица, хлопая крыльями, перелетает подальше.
– Она голодная, бедняжка, – вздыхает Клэр.
– Голодная, да. Но если ее покормить, она приведет всех подружек на вечеринку – и прощай, тихий пикничок.
Они идут по пляжу мимо каменных молов и пустых домов миллионеров.
– У меня была тайная причина приехать сюда, – улыбается Клэр. – Здесь мы впервые встретились.
Она поворачивается к Гарри и зарывается под его куртку, он обнимает ее, волосы треплет ветром. Он еще не привык к тому, какая она маленькая.
– Разве я мог забыть?
– Ты – мой спасатель, – тихо произносит Клэр и тянется к нему губами. – Я могла утонуть, а ты бы меня спас.
– Но тебя не надо было спасать.
– Надо. И сейчас тоже.
Он ничего не отвечает.
– Я хочу все начать сначала, – объясняет Клэр. – Побывать везде, где мы были этим летом, но на сей раз мы будем вдвоем. Хочу в те же рестораны, в те же магазины, опять полетать на твоем самолете.
– Хорошо.
– И зайти в дом.
– Он заперт. Там ничего нет.
– Мне все равно. Хочу туда. Пожалуйста.
Он соглашается. Я часто размышлял, почему Гарри согласился. Я понимаю, почему туда хотела Клэр. Но он? Это дом, где Гарри жил с Мэдди, с Джонни. Особенное для них место. Для всех нас. Зачем он его осквернил? Наверное, человек, попавший в его положение, уже тратит деньги, которых у него нет. Больше, меньше – какая разница?
Они едут по знакомой дорожке и останавливаются. Дом не такой большой, как казалось Клэр. Снаружи он выглядит нежилым, пустая ракушка. С деревьев опали листья. Под ногами хрустит гравий. Гарри достает из-под цветочного горшка ключ. Внутри все серо, воздух затхлый, словно входишь в склеп. Клэр удивлена, как все прибрано. Обувь убрали, где-то сложили теннисные ракетки. Двери и окна закрыты.
– Холодно, – говорит она.
Клэр стоит посреди гостиной. Здесь все знакомое и в то же время чужое. Комната полна призраков лета. Полузабытые разговоры, стук крокетных шаров на лужайке, жужжание насекомых за сетчатой дверью, запах скворчащих на решетке стейков, смех.
– Интересно, рад ли он, что мы здесь? – произносит она. – В смысле, дом.
– Давай я разожгу камин, – говорит Гарри, проходя мимо нее.
Он открывает вьюшку. Дрова совсем сухие, газеты – от прошлого августа. Через несколько секунд в камине потрескивает огонь.
