– Отличный вопрос.
– Это разумнее звучит, чем заглотать сразу пятьдесят. А то вдруг будет всего один огромный оргазм – и все? Пятьдесят устриц, бум, и нет.
– А если это будет величайший оргазм в истории? Пятьдесят устриц могли бы такое обеспечить. Разве не лучше получить один невероятный, изменяющий сознание, переворачивающий мир оргазм, чем связку мелких?
– Я бы, наверное, предпочла много мелких. Потому что, даже если у меня будет самый невероятный в жизни оргазм, через несколько минут я захочу еще, но буду не в состоянии. Ну, или ты будешь не в состоянии.
– Умно. Женщинам не нужны устрицы.
– Может, посоветуемся с врачом, выясним правильное соотношение?
– Или ловцом устриц?
– Лучше с женой ловца устриц.
Когда они выходят из ресторана, начинается мелкий дождь. Здесь осень продвинулась дальше, чем в Риме. Почти все листья уже опали. Клэр крепко берет Гарри под руку. Он замедляет шаг, чтобы подстроиться под ее маленькие ножки. Этот город нов для них обоих. Огни горят только для них.
Они заходят выпить в бар возле ее дома, но, когда заказывают, Клэр говорит:
– Я не хочу пить. Хочу тебя. Ты не возражаешь, если мы просто пойдем?
– Хорошо, – отвечает Гарри и кладет несколько банкнот на стойку рядом с нетронутыми напитками.
Наверху, в ее слабо освещенной спальне, Клэр встает перед ним.
– Хочу, чтобы ты меня раздел, – произносит она.
Он медленно расстегивает «молнию» на спине ее платья и спускает его с одного плеча, потом с другого, пока оно не падает на пол. Клэр в бледно-розовом бюстгальтере, который Гарри осторожно расстегивает. Затем медленно он обходит ее и, как проситель, встает перед ней на колени, утыкаясь носом ей в живот. Разворачивает Клэр, сажает на постель и снимает с нее туфли. Обнаженная, она встает и смотрит на него.
– Трогай меня везде, – шепчет она.
Гарри трогает: ласкает грудь, спину, руки, между ног.
– Поцелуй меня, – говорит Клэр.
– Теперь ты меня раздень.
Она снимает через голову его взятый напрокат галстук и, держа его обеими руками, водит им по своему телу. Потом заводит его за спину Гарри и притягивает его к себе. Стоя на цыпочках, она нежно целует его в губы и, хихикая, отбрасывает галстук. Клэр расстегивает рубашку, проводя пальцами сквозь волосы на его груди, целует и лижет его, пока не добирается до пупка. Обходит Гарри, снимая один рукав рубашки, потом другой, снова оказывается перед ним, и ее руки тянутся к ремню.
– Не шевелись, – шепчет она.
Клэр стаскивает с Гарри брюки, целуя и лаская языком тыльную сторону его ног, потом ее рука проскальзывает под его трусы, чувствуя, что ткань уже натянулась. Она медленно водит рукой вперед-назад, затем стягивает с него трусы.
– О боже!
Стоя за спиной Гарри, Клэр снимает с него один ботинок, потом другой, чтобы стащить брюки. Разворачивает его к себе лицом и берет в рот, медленно, медленно, вдоль стержня, затем обратно, дразня, поглядывая на него снизу.
Словно по команде Гарри делает шаг назад и разворачивает ее лицом к кровати. Клэр подается вперед, встает на четвереньки. Он входит в нее сзади, и когда проникает на всю глубину, она вздрагивает и вскрикивает. Гарри наблюдает, как погружается в нее и выходит обратно, завороженный этим первобытным движением. Он смотрит на склон ее спины, на свои руки на ее бедрах. Клэр постанывает, сжимаясь, как кулак. Он хочет быть во всех ее уголках сразу, чувствовать то, что чувствует она, знать то, что она знает. Это самая большая близость с другим человеком, доступная нам, и все-таки этого недостаточно. Гарри кладет Клэр на постель, на бок, ее правая нога оказывается в воздухе, его правая рука у нее за головой, левая на груди. Они лежат бок о бок. Теперь они равны. Сам не желая, он выскальзывает из нее, и с теплым смешком Клэр возвращает его на место.
– Люблю, когда ты внутри, – говорит она.
Гарри переворачивает ее на живот и глубоко вонзается в нее, прогибая спину, глубже, глубже, глубже. Ее глаза широко распахиваются, она вцепляется в простыню, повторяя «боже, боже, боже, боже», пока ее голос не плавится в одном сплошном крике, когда он ускоряется, и она хватает воздух ртом, утыкаясь лицом в кровать, и они оба вскрикивают, будто от боли, а не от наслаждения.
Вскоре Клэр идет в ванную. Вернувшись, спрашивает:
– Тебе действительно нужно завтра улетать?
– Да. Мне уже купили билет.
– Не хочу, чтобы ты уезжал, – говорит она, беря Гарри за руку. – Теперь, когда я тебя нашла, не хочу, чтобы ты пропадал. Ты не можешь остаться еще на несколько дней?
– Это не так просто. Мэдди… – Он впервые за все это время произносит имя жены. – Она меня ждет.
Клэр вздыхает.
– Знаю.
Они молчат.
– Когда ты опять сумеешь приехать?
– Не знаю.
– А если ты скажешь, что тебе нужно что-нибудь проверить в доме?
– У нас есть смотритель. Он бы позвонил, если бы что-нибудь случилось.
Клэр отворачивается.
– Значит, ты уезжаешь. И я ничего не могу сделать, чтобы ты остался?
– Дело не в том, что я не хочу остаться. – Гарри кладет руку ей на спину.
– Что мы будем делать? – У Клэр дрожит голос. – Это что, все? Ты мой на несколько дней, а потом все становится как прежде?
– Не знаю.
Она снова поворачивается к нему:
– Я тоже не знаю. Но теперь все по-другому. Я не пытаюсь разрушить твой брак. Хочу, чтобы ты это понял. Я люблю Мэдди. Но тебя я люблю больше. И мне невыносимо думать, что я тебя не увижу, не смогу обнять.
– Повод. Мне нужен повод.
– Тебе нужен еще какой-то повод, кроме того, что есть девушка, которая хочет с тобой трахаться? – спрашивает она со смехом.
– Отличный повод. – Гарри улыбается, нежно целуя Клэр в плечо.
– Так что, останешься?
– Посмотрим. Нужно узнать в авиакомпании.
– Я скажу на работе, что заболела.
– Что будем делать?
– Я хочу съездить на море. Я там никогда не была в это время года.
– Там красиво. Гораздо тише. Никого нет. Особенно по будням.
– Устроим пикник.
– В доме нельзя ночевать. Вода отключена. Все заперто.
– И не надо. Переночуем в гостинице. Или просто вернемся в город. Будет у нас приключение.
На следующее утро Гарри звонит Мэдди из гостиничного номера.
– Тут кое-что изменилось, – говорит он. – Ничего, если я останусь еще на денек?
У нее расстроенный голос:
