Джо попыталась увернуться.
— Я говорю серьезно, тетя Мира. В этом — вся моя жизнь.
Трагические нотки в ее голосе только еще больше рассмешили Миру.
— Девушки всегда так думают. Но давайте не будем портить ссорой сегодняшний счастливый вечер!
— Но вы обещаете мне, что серьезно подумаете об этом?
— Надо будет спросить у дяди Сиднея.
— Это не имеет никакого отношения к дяде Сиднею. Мне он не дядя. В конце концов, если я захочу, я могу взять те деньги, которые принадлежат мне...
— Вряд ли можно сказать, что они в полном смысле принадлежат тебе, Джо. Твой отец посылает мне денежное пособие на твое воспитание — хотя, конечно, я воспитывала бы тебя и без пособия — и рассчитывает, что я хорошо присматриваю за тобой и что ты в безопасности.
— Тогда, полагаю, мне лучше написать отцу.
Джо храбро произнесла это, но сердце у нее упало. Она видела отца всего лишь два раза за последние десять лет, старая вражда между ними не исчезла. Ее план был фактически обречен на провал. Сейчас, выплачивая несколько сотен в год, отец снимал с себя всю ответственность за дочь. Своих денег у Джо не было. И она сильно сомневалась, что он согласится выплачивать пособие непосредственно ей самой, если узнает, что она порвала с тетей Мирой и решила жить одна.
Вернон тихо сказал:
— Джо, не будь так страшно нетерпелива. Подожди, пока мне исполнится двадцать один.
Это ее приободрило. На Вернона всегда можно положиться.
Мира спросила Вернона про Левиннов — не полегче ли с астмой у миссис Левинн? Правда ли, что они теперь почти постоянно живут в Лондоне?
— Не совсем. Конечно, они не приезжают в «Оленьи Луга» зимой, но всю прошлую осень провели именно там. Будет весело жить с ними по соседству, когда мы вернемся в «Могучие Братья», правда?
Мать вздрогнула и взволнованно ответила:
— Да, конечно, это будет прекрасно.
И почти сразу добавила:
— Дядя Сидней придет к чаю. Он приведет Энид. Кстати, я теперь не ужинаю поздно вечером. Я поняла, что мне больше подходит ранний ужин часов в шесть.
— Вот как, — опешил Вернон.
У него было необъяснимое предубеждение против таких ужинов. Он не любил, когда на стол одновременно ставятся чай, яичница и сдобный сливовый пирог. Почему его мать не хочет ужинать как все нормальные люди? Конечно, у дяди Сиднея и тети Кэрри тоже ранний ужин с чаем. Черт бы побрал дядю Сиднея! Это все из-за него.
Он задержал эту мысль, спросив себя — что «все»? И не смог ответить. Он сам толком не знал. Но в любом случае, когда они с мамой вернутся в «Могучие Братья», все будет по-другому.
2
Вскоре приехал дядя Сидней — грубовато-добродушный и еще немного пополневший со времени их последней встречи. С ним приехала Энид, третья дочь. Две старшие были уже замужем, две младшие пока что не достигли совершеннолетия.
Дядя Сидней вовсю острил и веселился. Мира с восхищением смотрела на брата. Нет никого на свете лучше Сида! Он может расшевелить кого угодно!
Вернон из вежливости смеялся, но в глубине души считал дядины шутки тупыми и плоскими.
— Скажи-ка, а где вы в Кембридже покупаете табак? Ручаюсь, что у хорошеньких девушек! Ха-ха! Мира, смотри — он покраснел, покраснел!
«Старый дурак», — презрительно подумал Вернон.
— А где вы покупаете табак, дядя Сидней? — смело вступила в игру Джо.
— Ха-ха-ха! — взревел тот от восторга. — Ай да молодец! Соображаешь, Джо! Мы ведь не станем говорить тете Кэрри, что бы я мог ответить?
Энид почти все время молчала, но постоянно хихикала
— Написала бы двоюродному брату! — обратился к ней дядя Сидней. — Он был бы рад получить письмо от тебя, правда Вернон?
— Весьма — сказал тот.
— Вот видишь, я же говорил тебе, мисс? Девочка хотела написать тебе, Вернон, но стеснялась. Она часто вспоминает тебя. Но я не должен выдавать девичьи тайны, а Энид?
После обильного ужина дядя Сидней долго рассказывал Вернону о процветании своей фирмы:
— Растем, мой мальчик, растем на глазах!
И он пустился в подробный финансовый отчет — прибыль удвоилась, добавились новые помещения, и так далее, и так далее...
Вернону это было совершенно не интересно, но такой разговор устраивал его намного больше. Можно было уйти в себя и лишь изредка вставлять вежливое междометие в знак внимания.
А дядя Сидней все рассказывал и рассказывал, развивая тему грядущей славы фирмы Бентов — величайшей фирмы, существующей ныне, и присно, и во веки веков, аминь.
Вернон размышлял над книгой о музыкальных инструментах, которую он купил утром и прочел в поезде по дороге сюда. Надо было столькому научиться! Гобои.. пожалуй, он будет использовать гобои. И альты — да-да, обязательно альты!
Голос дяди Сиднея звучал приятным низким аккомпанементом. В настоящий момент он говорил, что ему, пожалуй, пора. Последовала еще одна шутка — не поцеловать ли Вернону Энид на прощание?
Какой идиотизм! Но ничего, скоро уже можно будет подняться в свою комнату.
Когда дверь за дядей закрылась, Мира улыбнулась.
— Боже мой, — прошептала она, — как бы я хотела, чтоб твой отец был сегодня с нами! Такой чудесный вечер! Ему бы понравилось...
— Вряд ли, — сказал Вернон. — Что-то я не припомню, чтобы отец и дядя Сидней хорошо ладили.
— Что ты? Да ты просто был маленьким и не помнишь. Они были очень хорошими друзьями, к тому же твой папа всегда был счастлив, когда была счастлива я. Ах, мой милый, как мы были счастливы вместе!
Она поднесла платок к глазам. Вернон внимательно смотрел на нее и думал:
«Что за возвышенные чувства! Подумать только, она и вправду во все это верит».
Мира продолжала тихо предаваться воспоминаниям:
— Ты никогда особо не любил отца, Вернон. Думаю, иногда это огорчало его. Но в то время ты был так привязан ко мне! Забавно!
В каком-то отчаянном порыве, словно защищая отца, Вернон вдруг выпалил:
— Да отец вел себя с тобой как скотина!
— Вернон, как тебе не стыдно? Твой отец был лучше всех на свете!
Она смотрела на него с вызовом. Он подумал:
«Ей сейчас кажется, что она смела и отважна. Что-нибудь типа „Как величественна женская любовь на защите своего погибшего возлюбленного!" Гадость какая... Ненавижу все это».
Он быстро что-то пробормотал, поцеловал мать и ушел к себе наверх.
3
Позже вечером к нему в дверь постучалась Джо. Ей было разрешено войти. Вернон сидел, развалясь в кресле. Рядом, на полу, лежала книга о музыкальных инструментах.