Мы сидели за столом, уткнувшись глазами в тарелки. Мама играла со своим салатом, вилку держала в правой руке — американский стиль, она считает, что так изящнее. Ванда положила вилку и попросила разрешения уйти пораньше, чтобы погулять со Сьюзи.
— Слава богу, — сказала мама, когда Ванда еще вполне могла ее слышать. — Эта девица действует на меня просто угнетающе. По-моему, нам следует избавиться от нее.
Я взглянула на папу. Он жевал свою ветчину, старательно изображая полное безразличие. Проглотив кусок, он сказал:
— Да, пожалуй, она становится обузой. Придумай что-нибудь, чтобы все было по-хорошему. Скажи, что озабочена ее здоровьем, что нам просто совестно — ведь она так тоскует по дому… ну, что-нибудь в этом роде.
Я не верила своим ушам. Он предавал Ванду, и так небрежно! Он ее совсем, совсем не любил. Она ему надоела, так что мама оказывала ему великую услугу. Мне было ужасно жалко Ванду, хотя я-то тоже не слишком ее любила и действительно не хотела, чтобы она осталась.
— Индия, в чем дело? — спросила мама.
Я поняла, что невольно вздохнула. Папа встревоженно смотрел на меня.
— Ни в чем.
— Будь добра, приободрись немного. Последнее время ты выглядишь такой унылой. Белла говорит, что ты писала поистине странные письма Миранде.
Я почувствовала, что мое лицо вспыхнуло и стало такого же цвета, как папина ветчина.
— Странные? Что ты имеешь в виду? И откуда это известно Белле? Миранда ей показывала мои письма?!
— Нет-нет, успокойся. Отчего ты вскидываешься по всякому поводу? Просто Миранда случайно упомянула, что ты чувствуешь себя довольно одиноко. Ты сама говорила, что очень по ней скучаешь.
— Нет, нисколько. Я совершенно по ней не скучаю.
— Ox, Индия! Как это на тебя похоже! А я как раз собиралась выяснить, когда всем нам было бы удобно пригласить Миранду на уикенд.
— Ну, так можешь раздоговориться, мама, потому что я терпеть не могу Миранду. У меня теперь есть другая подруга.
Не удержалась. Это выскочило само собой. Мама подняла на меня глаза. Даже папа был, кажется, заинтересован. Оба склонили головы в одну сторону — знак вопроса. Я знала, что рассказать все как есть не могу.
— Ну-ну, расскажи нам о ней. Хочешь как-нибудь пригласить ее на чай? — сказала мама.
— Нет.
— Она учится в твоем классе?
— Она…
— Как ее зовут?
— Послушайте, хватит о ней, — сказала я и, вскочив, пулей вылетела из комнаты.
Подымаясь по лестнице, я слышала — они говорили обо мне.
— Ох, дорогой, ну почему она всегда такая колючая? — сказала мама. — Как ты думаешь, у нее действительно появилась наконец в школе подруга?
— Эта школа! Я просто больше не в состоянии платить за нее.
— Что ж, раз это такая проблема, платить буду я — хотя уверена, ты преувеличиваешь свои финансовые трудности.
Они заговорили о работе, о деньгах и начисто забыли про меня. Оказавшись в своей комнате, я подошла к окну и печально смотрела на улицу. Думала я об Анне. Мне нравится тот кусочек в ее дневнике, где она пишет, что не выносит свою мать и с удовольствием дала бы ей пощечину. Но своего отца Анна любит и глубоко уважает. Должно быть, я все еще люблю моего папу, но уважать его больше не могу.
Я прислонилась лбом к холодному стеклу, глядя на длинную-длинную авеню. Она была ужасно унылая: серая мостовая, голые коричневые деревья, кремовая штукатурка и дома из бежевого кирпича — а вдали маленькое красное пятнышко. Я всмотрелась. Это была Дарлинг! Она медленно плелась вдоль авеню, лицо было бледное, усталое, челка сбилась, открывая ее безобразный шрам.
Я застучала в окно. Но услышать меня она не могла, даже не взглянула на мой дом. Ломая ногти, я изо всех сил старалась отвернуть шпингалет. Наконец мне это удалось в тот самый момент, когда она проходила мимо нашего дома.
— Дарлинг! — позвала я почти шепотом.
Она обернулась, покрутила головой вправо, влево.
— Я здесь, наверху!
Она подняла голову и увидела меня.
— Индия! — воскликнула она радостно.
— Тсс! — Я приложила палец к губам. — Жди меня там! Я мигом!
Она стояла и покорно ждала меня. Я махнула ей рукой, быстро пробежала через мою просторную спальню, прокралась к лестнице и стала осторожно спускаться вниз.
Мне не хотелось, чтобы мама и папа увидели Дарлинг. Я в точности знала, как они себя поведут. И будут считать, что они были та-а-ак с ней милы.
«О, Дарлинг! Какое необычное имя! Но такое славное!»
«А где ты живешь, малышка? О, в районе Латимер! Я слышала, что там действительно очень приятные квартирки, если войдешь внутрь. И весьма оригинальные — на свой лад».
«Значит, ты и есть подруга Индии, не так ли? Ты должна приходить к нам почаще и играть, сколько вам хочется. И, пожалуйста, не стесняйся, хорошо? Тебе здесь всегда будут очень рады. Правда».
Я знала также, что они будут говорить, когда она уйдет.
Нет, я твердо решила сохранить Дарлинг только для себя. Мама и папа все еще горячо спорили. Дверь в столовую они закрыли, так что слышать их я не могла. Это означало, что и они не могли слышать меня. Я на цыпочках пересекла холл, открыла дверь и, оставив ее приоткрытой, рванулась к Дарлинг.
— Дарлинг! Это фантастика! Ведь я ходила сегодня к тебе, но у бабушки тебя не было. Я его видела, парня твоей мамы, и он такой страшный!
— Можешь повторить это снова, не ошибешься, — сказала Дарлинг. Она хотела, чтобы это прозвучало шуткой, но ее голос дрожал.
— Что он сделал с тобой, Дарлинг?
— На этот раз ничего. Я ушла. Но он все еще там, у Нэн. Я не могу вернуться туда. Не могу…
Она все-таки заплакала, хотя сердито вытирала кулаками слезы.
Я обняла ее. Она вся дрожала в своем ярко-красном пальто. Она казалась такой маленькой! И от этого я почувствовала себя большой и сильной. Я знала, что должна защитить ее. Спасти от этого ненавистного чудовища. Я должна ее спрятать.
И тут меня осенило.
Это же удивительно просто!
Дарлинг сейчас в той же ситуации, что и Анна Франк.
— Пойдем, Дарлинг! — сказала я, схватив ее за руку
— Я… я не могу. Не хочу, чтобы меня увидела твоя мама… такой, как я сейчас. Я ужасно выгляжу, — сказала Дарлинг, шмыгая носом и то и дело утирая его.
— Ты с ней не встретишься. Да ты бы все равно ее возненавидела. Нет, нет, идем со мной. Но только тихо, ладно?
Дарлинг как будто все еще колебалась, но позволила мне протащить ее по дорожке и втолкнуть в дверь. Она ошеломленно озиралась, вертя головой.
