Эпизодические роли, эпизодические мужья. А потом появился Джейк. Он дал ей достойные роли, достойный дом, достойную жизнь.
«Какой же сукой я была с Джейком», — подумала Джинни, окруженная призраками волшебного мира кино и несбывшихся надежд. Пока не появилась Лайза, Джинни была непереносимой, неблагодарной, жестокосердной дрянью и всегда держалась настороже, как научила ее жестокая жизнь. — Вы кого-то ищете, мэм? — раздался мужской голос на дальнем краю площадки.
Джинни попыталась ответить, но вдруг закашлялась. Смахнув рукавом слезы, неведомо как подступившие к глазам, она с трудом выговорила:
— Лайза… Мне нужна Лайза Эндрюс.
Из темноты вышел мужчина с большой папкой в руках и крайне измученным видом.
— Она нужна не только вам. У нее поклонники на всех континентах. А как вы сюда попали?
«Он решил, что я — полоумная поклонница», — подумала Джинни, а вслух сказала:
— Нет, вы меня не поняли. Я — Джинни Эдвардс. А попала я сюда потому, что Джейк Эдвардс — мой муж. — Она помолчала, но мужчина никак не отреагировал на это имя. — Лайза Эндрюс — моя дочь.
Незнакомец удивленно вскинул брови:
— Ваша дочь?
Джинни не поняла, что его так поразило: моложавость матери Лайзы Эндрюс или ее «жуткий» вид.
— Как ваша фамилия? — властно спросила она.
— О'Брайен. Я рабочий по декорациям.
— Прекрасно. А теперь, О'Брайен, скажите мне все-таки, где найти Лайзу, иначе я разыщу Гарри Лайонса.
Джинни удивилась тому, как легко вспомнила имя режиссера Лайзы, хлыща, который уписывал угощение на поминках по Джейку.
— Съемки на сегодня закончены, — заметил О'Брайен. — Лайза в костюмерной. Третья дверь налево. Перед кабинетом Гарри. Только лучше постучите. Она там с любовником.
С любовником?
Ошарашенная этим сообщением, Джинни все же решила, что рабочий над ней издевается. Если бы у Лайзы появился любовник, Джинни первой узнала бы об этом.
А впрочем, сколько времени они не виделись?
Любовник? Не может быть!
Покинув студию, она направилась в костюмерную.
На двери костюмерной не было красной деревянной звезды, а висел обыкновенный металлический держатель с вставленной в него пластиковой карточкой, на которой значилась фамилия Эндрюс.
«Утром звезды гаснут», — подумала Джинни. Теперь рейтинги — основа жизни. Не то что в старые добрые времена, когда великие актеры были великими актерами.
Она взялась за ручку двери, но вдруг замерла.
С любовником?
Джинни огляделась, но в коридоре никого не было. Она приложила ухо к двери и прислушалась. Ни разговора, ни смеха. Как и следовало ожидать, никакого любовника.
Тем не менее Джинни постучала. Ответа не последовало. Джинни мысленно выругалась. Вот тебе и эмоциональная поддержка. Вот тебе и дочь, которая рада матери в любое время.
Она уже отошла от двери, как вдруг из костюмерной донесся какой-то звук. Джинни вернулась и постучала еще раз.
— Иди, О'Брайен, — послышался из-за двери голос Лайзы. — Я буду через минуту.
Итак, Лайза все-таки здесь. Джинни оправила платье и повернула ручку.
— Лайза! — сказала она, входя. — Лайза, это я, Джинни.
И вдруг она проглотила язык и застыла. Превратилась в ледяную статую. Неподвижную, как памятник на пьедестале. И твердую, как пенис, указывавший на нее из угла комнаты. Большой и очень знакомый пенис. Пенис Брэда. А выше — его живот, грудь, лицо.
Вопль Джинни разнесся по всему павильону:
— Подонок!
Оттолкнув полураздетую дочь, она набросилась на пасынка.
— Джинни! — Лайза с неожиданной силой обхватила мать за талию и потащила назад. — Оставь его!
Джинни вырывалась, ей хотелось ухватить Брэда за член и оторвать его. Пусть платит, мерзавец.
— Подонок! Грязная скотина!
Брэд отступил на шаг и широко улыбнулся.
— Дорогая мамочка, — пророкотал он, — какой неприятный сюрприз!
Джинни потянулась к нему, но Лайза снова удержала ее.
— О'Брайен! — крикнула она. — На помощь!
Пока Джинни тщетно вырывалась из рук дочери, Брэд не торопясь натянул джинсы. Он не сводил глаз с Джинни и иронически улыбался. Когда Брэд уже застегивал ширинку, в костюмерную ворвался О'Брайен.
— Боже! — пробормотал он, высвободив Джинни из объятий Лайзы и крепко схватив ее за запястья. — Вызвать полицию?
— Нет, — бросила Лайза. — Просто уведи ее отсюда.
О'Брайен завел руки Джинни за спину.
— Я сразу понял, что она не твоя мать, — заметил он. — Твоя мать должна быть благородной дамой.
Гнев Джинни начал остывать. Когда О'Брайен выталкивал ее из павильона, она с трудом прошептала:
— Все вы мерзавцы. Все!
На ней не было короткого красного платья, но мысль о сексе витала в воздухе, так как они были мужчиной и женщиной, и ничто не сдерживало их.
Филип привел Николь в небольшой итальянский ресторанчик на Пятьдесят четвертой улице неподалеку от ее дома. Он решил воспользоваться всеми преимуществами первого свидания и очаровать девушку. Конечно, Филип понимал, что очаровывать ему, собственно, нечем. В образе юрисконсульта, обслуживающего индустриальных магнатов, нет ничего заманчивого, особенно для исполненной энтузиазма защитницы прав детей. Весьма вероятно, она ненавидит мир «белых воротничков», в котором выросла. Тем не менее Николь проявила к нему интерес, и уже за это он был ей признателен. Филип никогда не стремился к женскому обществу, но если встречался с женщиной, то не отказывался от удовольствия.
Довольно долго он рассказывал Николь о себе — по ее просьбе — и наконец не выдержал:
— Хватит обо мне. Давай о тебе наконец. Неужели ты действительно увлечена юриспруденцией?
Она сделала глоток кьянти, причем ее яркая помада не оставила следа на стакане.
— Совсем не увлечена. Просто хочу получить диплом назло отцу.
Николь сообщила это, так просто, что Филип мысленно застонал. Сам он был бы неспособен делать что-то «назло» отцу, матери и даже Джозефу.
Николь улыбнулась:
— Папа хотел, чтобы я стала учительницей. Или врачом. Да кем угодно, лишь бы не юристом. Он утверждает, что в наше время юристы становятся низшей кастой.
Филип с облегчением вздохнул, поняв, что Николь все-таки не слишком цинична, но вместе с тем ее замечание кольнуло его. Не означает ли это, что и он принадлежит к той же касте?
— Ну, паршивая овца попадается в любом стаде.
