Мадалена остановилась на тротуаре, чтобы перевести дух и немного унять сердцебиение. Но музыка продолжала звучать, а сердце билось внутри, как колокол, возвещавший о приближении какого-то важного, судьбоносного события. «А что, если сон в руку? — подумала она, вспомнив, как накануне ночью ей снился муж. — Что, если Джузеппе где-то здесь неподалеку и встреча с ним очень скоро состоится?!» У Мадалены еще сильнее забилось сердце, и в тот же миг она поняла наконец, что музыка изливается на нее из распахнутого окна магазина Манчини. В ожидании чуда Мадалена толкнула массивную дверь магазина и вошла внутрь помещения.
Оглядевшись по сторонам и не увидев среди слушателей своего дорогого Джузеппе, она обратила взор на пианиста. И вновь Мадалене почудилось, будто она вернулась в далекую безоблачную молодость, потому что парень, игравший на фортепьяно, был таким же статным и красивым, как Джузеппе в пору его юности. И даже черты лица у них были похожи: тот же профиль, тот же поворот головы!..
— Кто этот сеньор? — обратилась Мадалена к соседу, указывая рукой на Тони.
— Итальянец, — шепотом ответил мужчина. — Он тут часто играет.
«Итальянец! — мысленно повторила за ним Мадалена. — В этом-то все и дело!» Ей теперь стало ясно, отчего она так разволновалась: просто услышала итальянскую мелодию, которую когда-то любил напевать Джузеппе. Вот и все сходство, и все чудеса!..
Она тяжело вздохнула, слезы покатились по ее щекам, но Мадалена не заметила этого. Самозабвенно слушая музыку, она неотрывно смотрела на Тони, и он, почувствовав это пристальное внимание, тоже обернулся в ее сторону. Их взгляды встретились. Увидев слезы на глазах незнакомой женщины, Тони едва заметно улыбнулся, стараясь приободрить ее, и Мадалена ответила ему широкой благодарной улыбкой.
В тот день она вернулась домой непривычно поздно, уже в сумерках, чем вызвала беспокойство дочери.
— Куда ты запропастилась? Я не знала, что и думать! Хоть бы записку мне оставила! — набросилась на нее встревоженная Нина. — Скажи, где ты была?
Мадалена устало опустилась на стул и, мечтательно закатив глаза, ответила, как пропела:
— Я гуляла в городе, я слушала музыку…
Ее ответ окончательно поставил Нину в тупик: она всерьез подумала, что у матери помутился рассудок. А Мадалена, увидев реакцию дочери, засмеялась:
— Не бойся, я еще не выжила из ума!
— Но ты сегодня какая-то странная, — осторожно произнесла Нина. — Что с тобой приключилось?
— Я сегодня встретила молодого красивого парня, — начала Мадалена, еще больше напугав дочь. — Он божественно играл на фортепьяно, а потом улыбнулся мне так, что мое сердце заколотилось как в молодости!
— И ты… считаешь это нормальным? — выдавила из себя Нина, уже не надеясь на вразумительный ответ матери.
— Я считаю это чудом, — ответила Мадалена. — Да, это все-таки было чудо! Сначала я услышала любимую мелодию твоего отца, потом увидела того молодого итальянца. Он очень похож на Джузеппе! А его замечательная улыбка вернула меня в далекое прошлое, к моей безумной любви!
— Вот именно: безумной, — тотчас же подхватила Нина. — Заметь, это не я, а ты сказала!
— Ну и что? — пожала плечами Мадалена. — Я и впрямь безумно любила твоего отца. Всю жизнь любила. А сегодня Господь послал мне прекрасное напоминание о том счастливом времени, когда мы впервые встретились с Джузеппе.
Лишь теперь для Нины все разъяснилось, и она облегченно вздохнула.
А Мадалена в который раз стала рассказывать ей о Джузеппе и о том недолговечном счастье, которое уготовила им судьба-разлучница. Нина слушала ее рассеянно, догадываясь, что по прошествии лет мать, вероятно, слишком идеализирует отца, и, когда Мадалена предложила ей вместе сходить в магазин Манчини, ответила вежливым отказом:
— Ты же знаешь, я допоздна работаю. Когда мне ходить по магазинам?
— После работы! — не отступала Мадалена. — Говорят, этот красивый итальянец играет там чуть ли не каждый день. Пойдем! Посмотришь на него, представишь, каким был твой отец в молодости.
— Я и так представляю, по фотографии. Мне этого достаточно, — твердо ответила Нина, не желая потакать причудам матери. — Да и тебе не стоит ходить туда, растравлять
душу.
Мадалена обиженно поджала губы:
— Ты ничего не понимаешь! А я чувствую, что это все неспроста. Это Джузеппе подает мне какой-то знак! Сначала был сон, теперь вот молодой итальянец, так похожий на него…
Она умолкла, продолжая думать о чем-то своем и вспоминать впечатления минувшего дня.
Мадалена не могла знать, что в это же время Тони рассказывал о ней Камилии, которая с пристрастием выпытывала у мужа, чем его так поразила эта женщина:
— Может, ты говоришь неправду? Она была не старая, а молодая?
— Ну зачем мне нужно что-то выдумывать? — недоумевал Тони. — Это была пожилая женщина.
— Итальянка?
— Нет, вряд ли… Но она плакала, когда я играл неаполитанскую мелодию. И так пронзительно смотрела на меня, как будто хотела сказать что-то очень важное. В ее глазах была какая-то затаенная печаль и одновременно — радость. Потом она улыбнулась мне сквозь слезы… Знаешь, так иногда улыбалась моя мама!
Ревнивица Камилия наконец успокоилась и высказала свое предположение:
— Наверное, ты просто соскучился по матери, а эта женщина тебе ее напомнила.
— Возможно, — согласился Тони. — Надо написать письмо родителям. Они же до сих пор не знают, что я женился.
— Правильно! — обрадовалась Камилия. — Напиши. Пусть все узнают о твоей женитьбе!
Прекрасно понимая, что под словом «все» она подразумевала прежде всего Марию, Тони поспешил ответить согласием — во избежание очередной сцены ревности, которые подспудно отравляли его семейную жизнь. Вспышки ревности у Камилии случались и прежде, но Тони надеялся, что после свадьбы все изменится в лучшую сторону, однако он ошибся. Камилия продолжала ревновать его не только к Марии, но и ко всему, что так или иначе было связано с Италией. Будь ее воля, она бы вообще лишила его памяти о прошлом. В частности, она активно препятствовала тому, чтобы Тони подрабатывал в магазине Манчини, и прямо говорила, что, общаясь там с соотечественниками и наигрывая для них итальянские мелодии, он, вне всякого сомнения, предается мечтам о Марии. До сих пор ему не удавалось развеять подозрения Камилии, но сегодняшний довод на нее подействовал положительно. Она даже победоносно улыбнулась, представив, наверное, как разгневается и опечалится Мария, узнав о женитьбе Тони.
Самому же Тони от этой мысли стало нестерпимо больно — и за себя, и за Марию, и за их трагически оборвавшуюся любовь. Но к тому времени он уже научился справляться с этой болью, и на сей раз ему тоже удалось быстро подавить ее в себе.
Тони принялся писать письмо родителям, и Камилия не заметила кратковременной перемены в его настроении. Она благодушествовала, окрыленная достигнутым успехом, и ей хотелось немедленно развить его до полной победы над соперницей.
