– Отлично, – промолвил Джеред.
– Дилан снял старые ступени и заменил их новыми, – объяснила Мэгги.
– Не знал, что вы плотник, – заметил адвокат.
– Я и сам этого не знал. Еще есть вопросы?
– Нет, это все, – сказал Джеред, продолжая вежливо улыбаться. – Вот ваши копии документов, – добавил он и, отобрав несколько листков, передал их Дилану.
– Спасибо, Джеред, спасибо за все, – поблагодарила адвоката Мэгги. – А теперь нам пора, у тебя много работы.
– Как скоро вы намерены вернуться в Сан-Диего, мистер О'Коннор? – спросил Джеред, провожая их.
– Я не спешу, – ответил Дилан.
– Береги себя, Мэгги, – напутствовал ее адвокат.
– Буду беречь, – заверила его Мэгги, прежде чем покинула кабинет адвоката.
– Не знаю, как вы, но я не прочь выпить чашку кофе, – предложил Дилан, когда они остановились неподалеку от маленького кафе. – Что вы скажете на это?
– Мне лучше вернуться домой. – Из-за беременности она давно отказалась от кофе.
– Зачем? – не удержался Дилан. – Пойдемте, Мэгги, давайте немного развлечемся.
Мэгги рассмеялась. Ради ее смеха, похожего на серебряный колокольчик, Дилан готов был сделать все, лишь бы слышать его снова и снова.
– Ну, ладно... – поддалась искушению Мэгги. – Одна чашечка не повредит.
Не дав ей передумать, Дилан быстро провел се в открытую дверь кафе к пустому столику у окна.
– Что изволите заказать? Что-либо без кофеина, каппуччино, мокко или просто кофе? – с поклоном обратился Дилан к Мэгги.
Она смотрела на него с замиранием сердца. В глазах Дилана светился смех и что-то еще другое, что было незнакомо ей.
– Удивите меня. Выбирайте сами, – сказала она, задержав дыхание, а потом медленно выдохнув.
– Ваше желание для меня приказ, – ответил Дилан, прежде чем удалиться.
Дилан, видимо, был из тех, кто прячет свои лучшие черты характера от окружающих. А зря. Как раз они и казались ей столь привлекательными.
Но Мэгги вновь напомнила себе о том, другом Дилане, который не верил в любовь. По крайней мере, он сказал ей так перед отъездом в Сан-Диего.
Она хорошо запомнила это холодное октябрьское утро, когда, проснувшись, увидела, что Дилан куда-то смотрит из окна ее спальни. По его напряженной фигуре она поняла, что что-то случилось.
Их любовь была неистовой, отчаянной; страсть, возникшая так внезапно, вознесла их на неведомые высоты. Они оба были потрясены этим. Потом они снова любили друг друга, но уже не так безумно, их поцелуи были полны нежности... желание было взаимным.
– Дилан, – робко произнесла тогда она его имя, надеясь увидеть в его глазах нежность... или хотя бы простой интерес.
При звуке ее голоса Дилан повернулся, но Мэгги не прочла того, что хотела, на его бесстрастном лице.
– Мэгги... об этой ночи. – От его тона она вся похолодела. – Я даже не знаю, что сказать...
– Вам не нужно ничего говорить, – ответила Мэгги, стараясь, чтобы голос ее звучал твердо и спокойно, хотя больше всего ей хотелось, чтобы Дилан обнял ее и никогда не отпускал.
– Мне необходимо вернуться на базу, – промолвил он. – Вчерашняя ночь была незабываемо прекрасной... но...
Это слово повисло в воздухе как нож гильотины.
От отчаяния Дилан запустил пальцы в густую шевелюру.
– Мне очень жаль, Мэгги, но я недостоин такой женщины, как вы... и, если на то пошло, я вообще недостоин любой женщины, – сказал он с горькой усмешкой. – Я причиню вам лишь боль, и в конце концов вы возненавидите меня.
Нож гильотины упал, с мечтами было покончено одним ударом. Горло Мэгги пересохло от невозможности плакать, кричать.
– Я никогда не смогла бы ненавидеть вас, Дилан, – ответила она глухим от волнения голосом. – Я люблю...
– Нет, нет, не говорите так. – Он подошел и взял ее за плечи. – Я не тот, кем вы меня считаете, Мэгги, – в его голосе слышалась решимость. – Не вздумайте тратить на меня время. Я не могу вас любить. Я никого не смогу полюбить. – Теперь он говорил с тоской и отчаянием. Мэгги не знала, кого он пытается убедить: ее или себя.
– Дилан!.. – Его имя вылетело как крик боли.
– Нет. Я уезжаю, мне пора...
Медленно, словно неохотно, он снял свои руки с ее плеч и направился к двери.
– Мэгги, Мэгги! – Голос Дилана вернул ее к действительности. Она, поморгав ресницами, смахнула набежавшую слезу. – Вы были где-то далеко-далеко, – упрекнул он ее, ставя перед ней поднос.
– Простите, – Мэгги попыталась улыбнуться.
– Я думаю, каппуччино вам понравится. – Дилан пододвинул ближе свой стул.
– Да. Спасибо, – слабо улыбнулась Мэгги, пытаясь поскорее прогнать грустные воспоминания.
– Сахар?
Она покачала головой и, зачерпнув ложкой кофейную пену, попробовала ее.
– Ммм, как вкусно, – промолвила она.
Дилан отпил кофе. Какое-то время они молчали.
– Мэгги... нам надо поговорить.
– По-моему, все темы исчерпаны, – возразила Мэгги.
– Послушайте, Мэгги, я высоко ценю ту искренность, с которой вы рассказали мне... о наших отношениях. Но ведь это и мой ребенок. Разве я не могу поговорить о нем? – спросил Дилан.
– Конечно... – неохотно согласилась Мэгги. – В свой отпуск вы можете навещать его в любое время.
– Я больше не служу на флоте. Я в отставке, – произнес Дилан и увидел удивление и еще что-то – возможно, надежду? – в глазах Мэгги.
– В отставке? Но почему?
– Врачи сказали, что ко мне никогда уже не вернутся прежняя сила и подвижность после этого несчастного случая. Меня посадят за конторку писать бумажки.
– Но ведь... я хочу сказать, вы могли не подавать в отставку. – Запнувшись, Мэгги умолкла. Флот был для него всем.
Дилан пожал плечами.
– Для меня сидеть за конторкой было бы все равно что лежать в госпитале неделями без всякой надежды, лишиться способности думать, и так до самого конца. – Дилан умолк и отпил глоток кофе. – После того, как я вышел из состояния комы, мои мысли словно совершали круги, какие совершает судно без руля, – сказал он. – Но в последнюю неделю, занимаясь ремонтом лестницы, когда я каждый день приносил хоть какую-то пользу, я понял, что снова обрел веру в себя и становлюсь другим человеком. Каждое утро, просыпаясь, я молился, чтобы именно сегодня ко мне вернулась память. Я стал одержим этим... Так было до недавних пор. Но теперь это перестало быть таким неотложным и важным. Приехав в Грейс-Харбор и попав в «Фейрвиндз», я каждое утро благодарил судьбу за то, что я жив и мне хочется трудиться. У меня в жизни теперь есть цель, есть смысл, и за это я должен благодарить вас...
