Карина почувствовала, что краснеет, и бросила умоляющий взгляд на Мигеля. Тот лишь улыбнулся.
— Боюсь, Мигель потому и женился на мне, что я уже не в состоянии выступать на сцене.
Мужчины переглянулись и, одновременно поняв, что Карина шутит, рассмеялись.
— Откровенно говоря, я выгляжу ужасно, — призналась она. — Ваш сын даже сравнил меня с бочкой.
Хавьер Гомес грозно сдвинул брови и укоризненно взглянул на сына.
— Никогда не говори беременной женщине, что она плохо выглядит, даже если от ее вида разбегаются дворовые собаки. Глазом моргнуть не успеешь, как переселишься на диван в гостиную, а слез будет столько, что придется надевать спасательный жилет. Я сам однажды имел неосторожность сказать Долорес, что она растолстела. К несчастью, это случилось во время обеда. Она запустила в меня тарелкой с чечевичным супом, слава Богу, что тот слегка остыл.
— И вы спали на диване в гостиной? — с улыбкой спросила Карина.
Хавьер хитро улыбнулся.
— Нет, я поступил мудрее. В тот же день купил жене жемчужное ожерелье. А ночью пробрался по крыше и влез в окно спальни. Она кричала так, что разбудила соседей, и утихла только тогда, когда увидела подарок. Потом поняла, что это я. Женский гнев короток, как весенний дождик.
Карина вспомнила, как вышел из похожего положения Мигель, открывая замок двери, за которой она пряталась. Похоже, мужчины семьи Гомес недостатком сообразительности не страдали. Ей стало вдруг так смешно, что она громко расхохоталась.
— Вам уже есть что вспомнить? — Хавьер перевел взгляд с невестки на сына. — Надеюсь, ты не подкачал?
Мигель, похоже, не расслышал вопрос отца.
— Тебе нельзя так смеяться, — мягко пожурил он хохочущую Карину. — Ребенку может не хватить воздуха.
Они поболтали еще немного, потом Мигель спросил, как дела у матери. Хавьер сразу посерьезнел.
— Она сейчас дома. Ждет вас. Я понимаю, что перелет дело нелегкое, поэтому не буду настаивать. Но Долорес была бы очень рада увидеть мать своего внука или внучки. — Он посмотрел на Мигеля. — Твоей жене нужно отдохнуть. Не утомляй ее. Пусть гости веселятся без вас. Кстати, ты уже познакомил Карину с Рафаэллой?
— Да, отец, — коротко ответил Мигель.
Хавьер задумчиво посмотрел на него и кивнул.
— Что ни делается, все к лучшему. Идите, дети. У нас еще будет время поговорить о делах.
Тронутая его доброжелательностью и искренностью, Карина поцеловала Хавьера в щеку.
— Спасибо вам за доброту.
— И тебе спасибо, девочка.
Они вышли в коридор.
— Похоже, вы понравились друг другу, — сказал Мигель и неожиданно подхватил Карину на руки. — А теперь нам пора спать. Ты же слышала, что сказал отец.
— Уронишь! Я же тяжелая! — слабо запротестовала Карина. — Кроме того, спать надо мне, а тебе еще рано.
— Думаешь, я поддамся на уловку и скажу, что ты толстая? — Он хитро усмехнулся. — Ну уж нет. Я не хочу провести ночь на диване в гостиной.
— Я вовсе не собираюсь заманивать тебя в ловушку, — рассмеялась она, — но подняться на два этажа вполне в состоянии.
— А если убежишь? Где мне опять тебя искать?
— А если ты истратишь все силы, что мне делать с тобой всю ночь? — возразила Карина.
Мигель уже одолел половину пути.
— Мы еще посмотрим, кто придет к финишу первым.
Он внес ее в спальню, такую большую, что даже огромная кровать казалась в ней почти крохотной.
— Фу, запыхался. — Он осторожно поставил Карину на пол, но не выпустил из объятий.
— Твой отец рекомендовал сон, не забыл? — глядя в его наполненные желанием глаза, сказала Карина.
— Сначала надо убедиться, что ты достаточно устала, чтобы уснуть, — ответил он, расстегивая крючки на ее свадебном платье. — Черт бы побрал эти женские штучки.
Она окинула взглядом комнату. Роскошные высокие зеркала в тяжелых рамах, предусмотрительно задвинутые шторы, бутылка шампанского в ведерке со льдом и рядом хрустальный кувшин с соком. И цветы, цветы, цветы…
В следующий момент Мигель закончил наконец схватку с платьем, и мир отступил на задний план.
9
Через две недели Карина и Мигель поднялись на борт «боинга», следующего рейсом до Буэнос-Айреса, откуда им предстояло добираться до Ла-Плата.
Устроившись в мягком, удобном кресле, Карина выпила охлажденного сока и откинулась на спинку.
— Взлет через пятнадцать минут, — взглянув на часы, заметил Мигель. — Надеюсь, тебе удастся немного поспать.
Карина невесело улыбнулась.
— Нам бы еще взлететь. Я всегда плохо переношу набор высоты. — Она посмотрела на свой живот. — Боюсь, с ремнем будут проблемы. Кстати, сколько продлится полет?
— Если все пойдет по графику, то часов двенадцать. У нас запланированы две промежуточные посадки. Можно будет выйти и размяться, подышать воздухом.
— Если бы ты знал, как мне нравилось летать! Путешествовать по стране, бродить по улицам незнакомых городов, встречаться с новыми людьми, дышать другим воздухом. А потом — на сцену. Прожектора, публика, аплодисменты… Я чувствовала себя так, словно стояла на палубе над бушующим морем.
Мигель погладил ее по щеке.
— Хочешь вернуться на сцену?
Она покачала головой.
— Нет. Сейчас у меня, как ты говоришь, другие приоритеты.
— Я попросил отца встретить нас в Буэнос-Айресе и захватить нашего семейного доктора, но, надеюсь, его помощь не потребуется. В Ла-Плата с врачами проблем не будет. Тебя будут наблюдать самые лучшие специалисты.
Мигель обо всем позаботился. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь речь шла о его ребенке.
— Мы выберем для тебя самую лучшую клинику. Если тебе что-то не понравится…
Он продолжал говорить, но Карина уже не слушала. Ее тревожил не столько перелет, несомненно долгий и утомительный, сколько предстоящий крутой поворот жизни. Последние месяцы оказались богатыми на события. Нью-Йорк… Портленд… опять Нью-Йорк и вот теперь Аргентина. Что ждет ее там? Сумеет ли она приспособиться к новой обстановке, не зная языка и культуры, оказавшись в совершенно необычном окружении, среди практически чужих людей? Мигель планировал, что она останется в Ла-Плата надолго, но не мог позволить себе отойти от дел даже на пару месяцев. Не грозит ли ей полное одиночество? Да, ей понравился Хавьер Гомес, но ведь общаться придется не только с ним одним.
— …Три дня назад. Эй, ты меня слушаешь?
— Прости, что? — Карина повернулась к мужу. — Немного отвлеклась. Так о чем ты говорил?
