– Черт, вот здорово!
– А то! – Том отбил пальцами торжествующий ритм по приборному щитку. – Именно потому нам и нужно провернуть это дельце во время парада.
ТОМ
Я вел машину по Коламбас-авеню к пуэрто-риканскому гастроному на углу Восемьдесят шестой. Там я подкатил к тротуару и сказал своему напарнику:
– Лу, может, тебе сходить за бутылочкой колы?
– Хорошая мысль, – сказал Лу.
Этот двадцатилетний парень второй год служил в полиции. На мой взгляд, он носил слишком длинные волосы, и я ни разу не видел его чисто выбритым. Но он был вполне нормальным парнем, спокойным, всегда занятым своими мыслями и в машине тоже хорошо себя вел. Я повидал разных новичков, многие из которых не стесняясь портили воздух, ковыряли в носу или в ушах или делали еще что-нибудь противное в таком же роде. Конечно, Лу – не Пол, но у меня бывали напарники и похуже.
Я подъехал к этой лавочке, зная, что здесь он проторчит дольше, чем в каком-нибудь другом магазине, покупая всего лишь пару бутылок колы. В таких небольших гастрономчиках работают низкорослые выходцы из Пуэрто-Рико, которые запросто садятся на холодильные прилавки и целыми днями трещат на своем невероятно быстром наречии, которое они выдают за испанский. Пока достанут ключ от кассы, возьмут у тебя доллар и насчитают сдачу, эти парни должны вдоволь наораться, чтобы быть уверенными, что их поняли. Потом, все еще зажав в кулаке вашу сдачу, они вдруг изобретают еще одну тему для разговора и снова начинают оглушительно щебетать. Так что у меня должно оказаться достаточно времени.
Мотор я выключил еще до того, как Лу вышел из машины. Я проследил, как он переходит по солнцепеку тротуар, лениво поправляя кобуру, и, как только напарник скрылся в магазине, я выскочил на мостовую, обошел машину спереди, поднял капот и снял крышку с распределителя зажигания. Затем захлопнул капот и вернулся на свое место за рулем.
Жарища стояла страшная. Было только одиннадцать утра, а столбик термометра уже зашкаливал. Судя по обильному поту, выступающему на шее, влажность тоже была еще та. Чертовски тяжелый денек для работы.
Да и для парада тоже. Хотя вряд ли его отменят из-за жары, или все-таки отменят?
Нет, конечно нет! Уолл-стритовские парады “телеграфной ленты” – это старая традиция, которой нет дела до погоды. Парад проведут обязательно.
А что касается нас с Томом, то мы получим свои два миллиона!
Появился Лу с двумя банками содовой воды. Он забрался в машину, протянул мне одну жестянку и сказал:
– Ох и любители же они поболтать!
– Вот у них хватает на это энергии в такую жару, не то что у меня! – не выдержал я.
Мы открыли банки и стали потягивать прохладный напиток. Я не торопился перейти к следующему шагу. Немного нагнувшись, я выставил лицо в открытое оконце в надежде поймать хоть легкое дуновение освежающего ветерка, но тщетно: от асфальта поднимались волны обжигающего воздуха.
– Сегодня слишком жарко для преступлений, – сказал вдруг Лу. – Так что впереди у нас спокойный денек.
– Для них никогда не бывает слишком жарко, – поучительно сообщил я.
– Спорим! – запальчиво сказал он. – Спорим, что сегодня не произойдет ни одного серьезного преступления! Во всяком случае, до.., ну, скажем, до четырех дня.
Хорошее предложение! Я чуть было не поймал его на слове, но побоялся, как бы он потом не припомнил наш разговор и не задался бы вопросом, почему это я так хотел получить с него по пари.
Я только сказал:
– А как насчет преступлений на почве ссоры? Например, муж и жена поссорились, а тут еще эта чертовая жара, и – раз! Кто-то из них хватается за кухонный нож!
– Ладно, – сказал он, – тогда за исключением вот таких бытовых преступлений.
– Ага! Уже идешь на попятную! Значит, никаких серьезных преступлений, кроме таких да еще таких и так далее! – Я усмехнулся ему, чтобы дать понять, что шучу.
Он улыбнулся в ответ и сказал:
– Вижу, вы не горите желанием заключить пари?
– Игра запрещена инструкцией. – Усевшись поудобнее, я отпил еще глоток воды и произнес:
– Ладно, пора двигаться. До конца смены еще целый час.
– Во всяком случае, во время движения в машине становится прохладнее.
– Сейчас проверим, – сказал я.
Я включил зажигание, и, конечно, мотор и не подумал работать.
– Ну что еще! – с притворной досадой проворчал я. Лу с ненавистью посмотрел на ключ зажигания:
– Что, опять?
Наша патрульная машина за месяц ломалась уже третий раз, что и навело меня на идею воспользоваться этим дефектом. Я потыркал ключом: никакого результата, конечно.
– Я же говорил, что они ее не исправили! – сказал я.
– Черт побери!
– Позвони им. Мне это уже надоело. Пока он звонил в участок, я сидел со страдающей миной и пил колу. Закончив разговор, он сказал мне:
– Они пришлют буксир.
– Выходит, будем патрулировать район на буксире, – усмехнулся я.
Он взглянул на часы:
– Представляете, когда они сюда доберутся!
– Слушай, – сказал я. – А мы ведь не обязаны париться здесь вдвоем. Почему бы тебе не пойти в участок и не отметиться за нас обоих?
– Что? И оставить вас здесь поджариваться?
– Ерунда. Какого черта мы будем мучиться вдвоем? Он готов был согласиться, но стеснялся, поэтому мне пришлось уговаривать его. Наконец Лу сдался:
– Вы правда не против?
– Все равно мне некуда сегодня идти.
– Ну.., тогда ладно.
– Отлично, – сказал я и крикнул ему вслед, когда он вылез из машины:
– Только не забудь за меня расписаться, чтобы мне потом не возвращаться.
– Не волнуйтесь, – сказал Лу и, наклонившись к оконцу, улыбнулся мне:
– Спасибо вам, Джо.
– Да чего там, в следующий раз ты меня отпустишь.
– Конечно, ведь он обязательно наступит, верно?
– А куда он денется? Сочтемся как-нибудь.
Он засмеялся, покачал головой и захлопнул дверцу. Я следил в зеркальце, как он дошел до угла, свернул за него и исчез из виду.
Я сидел в машине и, попивая водичку, терпеливо ждал аварийку. Обычно в это время дня у них много работы в центре Нью-Йорка, где им приходится растаскивать буксиром столкнувшиеся автомобили туристов, не знающих как следует город. Но наконец аварийка затарахтела, приближаясь и останавливаясь. Из нее вышли двое рабочих, и один из них спросил:
– Что у вас за проблема?
– Да вот, проклятая, не хочет заводиться. Он окинул машину взглядом, каким доктор осматривает пациента: