– Да, и что с того?
– Как – что? Кинуться с объятиями навстречу новому мистеру Джил – разве это не засранство?
Мэл прыснула:
– Не помню, чтобы ты сама клялась в верности до гроба. Так какого черта ты паришься? Потому что они женаты?
– Да нет… Не знаю. Просто они были такой классной парой. Этакая тихая гавань посреди бурного океана.
– Да ты скорее потонешь в своем бурном океане, чем причалишь к такой гавани, – жестоко заметила она.
– Но я прожила с Бартом целых четыре года! – возмутилась я.
– Джулс, это полная херня! Барт не тот человек, за которого выходят замуж. Просто он не так быстро выдохся, как твои тупые блондинчики.
Я набрала побольше воздуха для ответной реплики. Еще никто и никогда не высказывал эту мысль так прямо. Мэл опять попала в самое яблочко. Но уже в следующую секунду я переключилась на более приятную тему – о том, что надену на ужин. Переварить такое открытие сразу было выше моих сил.
* * *
Приняв душ, я занялась нарядом для рандеву с «женщиной-вамп и ее воздыхателем». Светский раут доставлял мне истинное удовольствие лишь тогда, когда весы показывали минимум, на который я способна, и мне удавалось втиснуться в любимую шмотку. Но как правило, попытка принарядиться заканчивалась осадой шкафа и вытряхиванием его содержимого на кровать. Зеркальце на столе помогало оценить вид сзади.
Сегодня все именно так и обстояло. Я где-то прочла, что восемьдесят процентов времени люди носят лишь двадцать процентов своего гардероба. Это открытие внезапно показалось мне верхом научной мысли. За исключением редких случаев, когда мне удавалось похудеть, я таскала юбки, надежно скрывающие ляжки, и свитера, надежно скрывающие… все остальное. А при виде платьев, туфель и сумок, что пылились в шкафу, я неизменно впадала в отчаяние. И тем не менее маниакально продолжала скупать это добро.
Я всегда мечтала о собственном «фирменном стиле» – как у одной девицы в колледже, которая таскала красное замшевое пальто, будто позаимствованное из начала семидесятых. К сожалению, мой выбор шмоток больше напоминал беспорядочную пальбу душевнобольного из автомата и как нельзя лучше соответствовал моим метаниям в выборе партнера. Мэл и здесь дала мне сто очков вперед. Ее стиль за все эти годы не изменился, а лишь стал более рафинированным. У нее уже тогда было изысканное боб-каре, острые ноготки и шпильки. С годами она лишь отточила свой облик, доведя его до совершенства. Я же за это время просто отсеяла то, что мне не идет, да соорудила на голове более-менее пристойный причесон. Но все равно я крутилась как флюгер, стоило повеять ветерку новой моды. В отличие от Мэл, мне недоставало уверенности, что и напрягало больше всего.
Основным вопросом бытия для меня остается: что надеть? А это означает, что либо я – пустое место, либо жертва капитализма и глобализации, которые что есть сил потворствуют прихотям потребителя. Второй вариант нравится мне больше.
* * *
Когда я приехала в ресторан, Джил и Филип уже обжимались в кабинке из узких деревянных планок, напоминающей вьетнамскую лачугу. Их тела извивались с такой интенсивностью, как будто в трусах шуровали полчища муравьев, которыми так и кишело вьетнамское сооружение. Необходимость моего присутствия вызывала сомнения. Я замерла у столика в ожидании, что меня кто-нибудь заметит.
– Джулс!
Джиллиан нарисовала на лице лучезарную улыбку от уха до уха. Вынув руки – умолчу откуда, – она привлекла меня к себе и поцеловала.
– Фил, это моя лучшая подруга Джульет.
Джил улыбалась так, словно прошла через пластическую операцию. При этом хирург отхватил лишнего, растянув ее лицо в неестественный оскал (как мне кажется, к тому же хирургу наведалась Джули Эндрюс, перед тем как сняться в «Звуках музыки»). Я, наоборот, еле сдерживалась, чтобы не пуститься в нотации на манер старой перечницы.
Как только я уселась, Филип подозвал официанта, чтобы я заказала себе выпивку. Что ж, два очка он заработал. Джил, припав к его плечу, восторженно взирала на своего кумира снизу вверх и улыбалась-улыбалась-улыбалась – точно первая леди страны в окружении акул пера. Конечно, для нее все было внове: и любовь, и секс, не говоря уже о разводе, но все-таки она перегибает палку, если думает, что чем сильнее прижмется к Филипу, тем прочнее он к ней прилипнет.
– Ну, как дела? – спросила она, просияв совсем уж непристойно.
– Да все так же. Строю Лайама двадцать четыре часа в сутки. Он в последнее время спорит по всякой ерунде, нарочно, чтобы меня достать. Сил моих больше нет.
– По-моему, он жутко волнуется, – сказала Джил.
– Думаешь?
Как только Джил согласилась готовить на презентации, я тут же попросила ее созвониться с Лайамом и обговорить блюда, ведь каждое нужно приготовить в огромном количестве. Лайам уже сообщил мне, что профессионализм Джил сразил его наповал. Теперь же я хотела услышать мнение Джил о Лайаме.
– Ну, он любит пускать пыль в глаза. А в целом очень милый. Он и в жизни такой красавчик, как на обложке книги?
– Не совсем, – ответила я. – Просто он очень фотогеничен. Но все и так на него западают.
– Все? – многозначительно спросила Джил, глядя на меня.
– Брось, Джил. Лайам – мой клиент. Ему двадцать шесть, он испорченный мальчишка с прогрессирующим словесным поносом, ускоренным метаболизмом и гиперсексуальностью.
– Что ж, ты всегда можешь найти утешение у своего красавчика-ассистента.
Джил частенько поминала Льюиса – никаких сомнений, он и ее охмурил.
Филип молчал, даже не соизволил поинтересоваться, о чем речь. Либо Джил успела ему все обо мне сообщить, либо он презирает бабью трескотню. Я тут же склонилась в пользу последнего. Вполне возможно, что не вполне объективно. У Филипа вычитается четыре очка.
Однако после того как официант принял у нас заказ, Филип принялся вежливо расспрашивать о моей работе. Это был классический светский треп, который происходит чисто рефлекторно, когда людской волной тебя выкидывает на остров рядом с каким-то типом, ты заводишь с ним пустую болтовню минут на десять (как того требуют приличия) и тут же снова кидаешься в людской водоворот. Стоило Филипу открыть рот, и я знала наперед все, о чем он спросит. Вполне могла бы заткнуть уши, закрыть глаза и с тем же успехом участвовать в беседе. За всю цивилизацию человечество не придумало ничего оригинальнее банальных вопросов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего. И разумеется, мистер Любопытный вовсе не интересуется ответами, подкидывая вам вопросы только для того, чтобы вращать лопасти светской беседы. Конечно, я сколько угодно могла критиковать Филипа, но и сама ведь скоро заведу неизбежное «Неужели? Так чем вы занимаетесь?», а его физиономия по привычке изобразит наигранную любезность, демонстрируя богатый опыт по части светских процедур.
Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.
