Толпа распалась. Мужчины и женщины ринулись прочь от ворот и забора, топча друг друга в суматохе. Головной танк снова выстрелил: опять язык пламени и опять этот разрывающий уши грохот, и толпа удвоила свои усилия, стремясь убраться подальше. Только мулла Хусейн остался у ворот. Он пьяно покачнулся, на мгновение ослепнув и оглохнув, потом его ладони поймали стойки ворот, и он вцепился в них мертвой хваткой. В тот же миг многие инстинктивно подались вперед, чтобы помочь ему: солдаты, сержанты и один офицер.
– Ни с места! – проревел полковник Пешади, он схватил микрофон на длинном шнуре и двинул кнопку переключателя на полную громкость. Его голос разорвал темноту ночи. – Всем солдатам стоять на месте! Оружие на предохранитель! ОРУЖИЕ НА ПРЕДОХРАНИТЕЛЬ! Всем офицерам и сержантам взять своих людей под контроль! Сержант, за мной!
Еще не оправившись от потрясения, сержант догнал своего командира, двинувшегося в сторону ворот, и зашагал рядом с ним. Перед воротами с той стороны были разбросаны два-три десятка тел, затоптанных в давке. Основная масса людей остановилась шагах в ста от них и начала снова собираться воедино. Несколько человек, настроенных наиболее фанатично, двинулись назад к воротам, переходя на бег. Страсти быстро накалялись.
– СТОЯТЬ! ВСЕМ СТОЯТЬ И НЕ ДВИГАТЬСЯ!
На этот раз команде подчинились. Немедленно. Полковник чувствовал, как по спине сбегает пот, сердце бешено колотилось в груди. Бросив быстрый взгляд на труп, повисший на колючках, радуясь за него – разве юноша не принял смерть мученика с именем Бога на устах и потому разве он уже не был в раю? – он резко заговорил в микрофон:
– Вы трое… да, вы трое, помогите мулле. ЖИВО! – Тут же те люди, на которых он показал, бросились исполнять его приказание. Он гневно ткнул пальцем в нескольких солдат. – Вы! Открыть ворота! Вы, унесите тело!
Ему снова беспрекословно подчинились. За его спиной несколько групп солдат двинулись было вперед, и он прорычал:
– Я сказал, НИ С МЕСТА! ЛЮБОЙ, КТО ШЕВЕЛЬНЕТСЯ БЕЗ МОЕГО ПРИКАЗА, – МЕРТВЕЦ!
Все замерли. Все.
Пешади подождал секунду, почти вызывающе ожидая, не тронется ли кто с места. Никто не пошевелился. Тогда он оглянулся на Хусейна, которого хорошо знал.
– Мулла, – тихо произнес Пешади, – вы целы?
Теперь он стоял с ним рядом. Ворота были открыты. В нескольких шагах поодаль застыли, словно окаменев, три деревенских парня, которых он подозвал к мулле.
Голова Хусейна раскалывалась от чудовищной боли, в уши словно вколотили по гвоздю. Но он слышал и видел, и, хотя руки его были в крови от стальных колючек, он осознал, что невредим и еще не стал мучеником, которым надеялся стать, о чем неустанно молился.
– Я требую… – ослабевшим голосом проговорил он, – я требую передать эту… эту базу от имени Хомейни.
– Вы немедленно пройдете ко мне в кабинет, – прервал его полковник; его лицо и голос были мрачными. – И вы трое тоже, в качестве свидетелей. Мы будем говорить, мулла. Я буду слушать, а потом вы будете слушать. – Он опять включил громкоговоритель и объяснил, что последует дальше. – Он и я, мы будем говорить. Мы будем говорить мирно, а потом мулла вернется в мечеть, а вы все отправитесь по домам и будете молиться. Ворота останутся открытыми. Ворота будут охраняться моими солдатами и моими танками и, клянусь Богом и Пророком, да славится имя Его, если хоть один из вас ступит по эту их сторону или непрошенным полезет через забор, мои солдаты убьют его. Если больше двадцати человек из вас попытаются ворваться на мою базу, я поведу свои танки в ваши деревни и сожгу ваши дома вместе с вами в них! Да здравствует шах!
Он круто повернулся и зашагал прочь, мулла и три перепуганных деревенских парня медленно пошли за ним следом. Больше никто не шевельнулся.
На веранде офицерской столовой капитан Конрой Старк, старший среди работников S-G на базе, протяжно выдохнул.
– Господь милосердный, – восхищенно пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно, – вот это мужество!
05.21. Старк стоял у окна в офицерской столовой, наблюдая за зданием штаба Пешади на другой стороне улицы. Мулла еще не вышел. Здесь, в большой комнате офицерской столовой, было очень холодно. Фредди Эйр вжался глубже в кресло, плотнее запахиваясь в свою летную куртку, и посмотрел снизу вверх на рослого техасца, который тихонько покачивался на каблуках.
– Что скажешь? – спросил он устало, подавив зевок.
– Скажу, что через часок с небольшим совсем рассветет, старина, – рассеянно проговорил Старк.
Он все еще был в летной куртке и теплых летных унтах. Оба пилота расположились у крайнего окна в углу комнаты на втором этаже, откуда база была видна почти целиком. В разных местах комнаты сидело с дюжину иранских офицеров, которым тоже было приказано оставаться в готовности. Большинство из них спали в креслах, закутавшись в летные куртки или армейские шинели – отопление на базе было отключено уже несколько недель в целях экономии топлива. Усталые ординарцы, тоже в шинелях, убирали со стола остатки товарищеского ужина, прерванного появлением толпы.
– Я чувствую себя выжатым как лимон. А ты?
– Пока нет, но как так всегда получается, что мне постоянно выпадает дежурить в праздники и выходные, а, Фредди?
– Прерогатива бесстрашного командира, старина, – ответил Эйр. Он был заместителем руководителя группы сотрудников S-G, бывший военный летчик, красивый мужчина двадцати восьми лет с темно-синими, как терновые ягоды, глазами и оксфордским выговором. – Служит прекрасным примером для солдат.
Старк бросил взгляд в сторону главных ворот. Все без изменений: их по-прежнему усиленно охраняли. Снаружи около полутысячи деревенских жителей все еще не расходились, сбившись в тесную кучу, чтобы было теплее. Его взгляд опять вернулся к зданию штаба. Там тоже все без перемен. На верхнем этаже, где располагался кабинет Пешади, горел свет.
– Я бы месячное жалованье отдал за то, чтобы послушать да повстревать в их терки, Фредди.
– Что? Что означает это слово?
– Послушать, о чем говорят Пешади и этот мулла.
– О! – Фредди посмотрел в окно на штабное здание. – Я, знаешь ли, подумал, что нам конец, когда эти несчастные балбесы полезли на проволоку. Черт подери! Я уже готов был пятки смазать да двинуть к старушке Нелли, запустить мотор и помахать на прощанье Кублай-хану и его монгольским ордам! – Он беззвучно хохотнул, представив себя бегущим к своему 212-му. – Конечно, – сухо добавил он, – тебя бы я дождался, Дюк. – Эту кличку они дали Старку, потому что он был из Техаса, как Джон Уэйн, был так же сложен, как Джон Уэйн, и так же красив.
Старк рассмеялся.
– Спасибо, старина. Раз уж на то пошло, то, прорвись они внутрь, я бы впереди тебя улепетывал.
Его голубые глаза сощурились от широкой улыбки, техасский акцент был едва заметен. Он опять повернулся к окну, скрывая свою тревогу. Это было уже третье столкновение базы с толпой, которой всякий раз предводительствовал мулла; каждое последующее было серьезнее предыдущего. А сегодня – первая преднамеренная смерть. И что теперь? Эта смерть приведет к следующей, потом к следующей. Если бы не полковник Пешади, кто-нибудь еще побежал бы к воротам и получил бы пулю, и сейчас там все было бы устлано трупами. О, Пешади бы победил – на этот раз. Но скоро он побеждать уже не сможет, если только не обломает муллу. Чтобы обуздать Хусейна, ему придется его убить. В тюрьму его не посадишь, толпа совсем взбеленится, если он его убьет, она тоже взбеленится, и если вышлет его отсюда, она взбеленится и в этом случае – как ни крути, эту партию ему не выиграть. А что бы я сделал на его месте?
