– У них там все еще хранилось что-то секретное? – спросил пораженный Мак-Айвер.
– Видимо, да. Как бы то ни было, Талбот говорит, что это проникновение заставило съежиться каждую дипломатическую задницу в христианском мире – равно как и в советском, да и в арабском. Все посольства закрываются. Арабы надулись сильнее всех остальных – ни одному из шейхов не хочется, чтобы хомейнизм пробрался на другую сторону залива, и они готовы и способны выложить свои нефтедоллары, чтобы этого не допустить. Талбот сказал: «Ставлю пятьдесят фунтов против сломанной заколки, что Ирак уже втихую раскрыл свою чековую книжку, курды тоже, и вообще все арабы, которые за суннитов и против Хомейни. Весь залив теперь как пороховая бочка».
– А он тем временем…
– Тем временем он уже не такой грозный, каким был несколько дней назад, и уже не так уверен, что Хомейни тихо-мирно удалится на покой в Кум. «Все та же старая веселая песня про „Иран для иранцев“, старина, лишь бы только были Хомейни и муллы, – говорит он. – Мол, да здравствует хомейнизм, если только левые его раньше не прикончат, и долой все старое. Это они про нас». – Гаваллан похлопал руками в перчатках, чтобы разогнать кровь. – Черт, я замерз. Мак, из бухгалтерских книг ясно видно, что мы здесь по уши в дерьме. Нам нужно позаботиться о себе.
– Это чертовски большой риск. Думаю, несколько пичуг мы потеряем.
– Только если удача совсем от нас отвернется.
– Ты слишком многого ждешь от удачи, Энди. Помнишь тех двух механиков в Нигерии, которым впаяли по четырнадцать лет только за то, что они обслужили 125-е, которые потом вывезли из страны нелегально?
– То была Нигерия, и механики остались в стране. Мы здесь не оставим никого.
– Если здесь останется хоть один из наших иностранных работников, его схватят, бросят в тюрьму и будут держать заложником за всех нас и наши вертолеты – если только ты не будешь готов предоставить ему самому за все отдуваться. Если же не будешь, то они используют его, чтобы вынудить нас вернуться, а когда мы вернемся, они будут в крайне сильном раздражении. Как быть с нашими иранскими работниками?
Гаваллан упрямо произнес:
– Если удача отвернется от нас, это будет катастрофа, что бы мы ни сделали. Я думаю, нам следует подготовить настоящий план со всеми окончательными деталями, на всякий случай. На это уйдут недели. И нам придется держать все это планирование в строжайшем секрете, только ты и я.
Мак-Айвер покачал головой.
– Нам придется советоваться с Руди, Скраггером, Локартом и Старком, если ты хочешь подойти к этому серьезно.
– Как скажешь. – Гаваллан потянулся, прогоняя ломоту в спине. – Как только мы все спланируем как надо… Нам нет нужды жать на педаль газа, пока все не будет готово.
Некоторое время они шли молча; снег громко хрустел под ногами. Они уже приблизились почти к самому краю грузовой площадки.
– Мы чертовски много потребуем от ребят.
Гаваллан как будто не слышал его.
– Мы не можем просто взять и оставить пятнадцать лет труда, не можем выбросить коту под хвост все наши сбережения, твои, Скрэгга, – сказал он. – Нашего Ирана больше нет. Большинство людей, с которыми мы работали все эти годы, сбежало, другие прячутся или мертвы – или действуют против нас, нравится им это или нет. Заказов минимум. У нас здесь из двадцати шести вертолетов работают девять. Нам не платят и за ту малость, что мы делаем, и не возвращают долги. Я думаю, это все можно списывать в убыток.
– Все не так плохо, как тебе кажется, – упрямо возразил Мак-Айвер. – Партне…
– Мак, ты должен понять одну вещь: я не могу списать деньги, которые нам должны, плюс наши вертолеты и запчасти, и оставаться в деле. Не могу. Наши тринадцать 212-х стоят тринадцать миллионов, девять 206-х – еще миллион триста тысяч с гаком, три «Алуэтта» – еще полтора миллиона и на три миллиона запчастей – получается двадцать миллионов примерно. Я не могу списать такую сумму. Иэн предупредил меня, что «Струанз» в этом году понадобится помощь, свободной наличности у компании нет – Линбар принял ряд неудачных решений, и… ну, ты знаешь, что я думаю о нем, а он обо мне. Но он пока еще тайпэн. Я не могу списать Иран в убыток, не могу расторгнуть наши новые контракты на Х63, не могу воевать с «Импириал», которая в настоящее время уделывает нас в Северном море с помощью своей проклятой подковерной бухгалтерии, жируя на деньги налогоплательщиков. Никак не могу.
– Ты чертовски много потребуешь от ребят, Китаец.
– И от тебя, Мак, не забывай про себя. Работать будем всей командой, не только на меня, но и на них тоже, потому что дело обстоит так: или мы это проворачиваем, или идем ко дну.
– Большинство наших ребят смогут найти работу без всяких проблем. Рынку отчаянно требуются подготовленные пилоты вертолетов с опытом работы на нефтяных месторождениях.
– Ну так и что? Готов поспорить, все они предпочли бы остаться с нами: мы о них заботимся, платим самые большие зарплаты, у нас лучшие показатели по безопасности – S-G лучшая вертолетная компания на планете, и им это известно! Мы с тобой знаем, что мы – часть Благородного дома, клянусь Создателем, и это тоже кое-что значит. – В глазах Гаваллана вдруг запрыгали неудержимые искорки. – Это будет великая афера, если нам удастся ее провернуть. Как бы мне хотелось ткнуть Линбара в нее носом. Когда время придет, мы спросим у ребят. А пока все системы к запуску, а, дружище?
– Хорошо, – сказал Мак-Айвер без всякого энтузиазма. – В части планирования.
Гаваллан посмотрел на него.
– Я слишком хорошо тебя знаю, Мак. Скоро ты будешь рваться начать, и это я тебе буду говорить: «Остынь! Как насчет того-то и то-го-то…»
Мак-Айвер его не слушал. Его разум пытался сформулировать план, несмотря на всю невозможность этого – за исключением британской регистрации. Смогло бы это сыграть решающую роль?
– Энди, по поводу этого плана. Нам стоит придумать для него кодовое название.
– Дженни сказала, что мы должны назвать это «Шамал»[56]– именно он нас сейчас несет и кружит.
