— Я была в палисаднике, под окном, — сказала Стейси. — Под ракитником.
— Да, но ты этого не написала. И не уточнила, как следила за ними.
— Что значит — «как следила»?
— Ну, смотрела через окно или еще как…
Стейси задумалась.
— Я подоткнула тюлевую занавеску под вазу для фруктов, а потом вышла.
— Надо было все подробно записать, — сказала Дороти. — Именно для таких вещей и предназначен наш журнал.
Тот перестала гладить джинсы Стейси.
— На ней был лифчик? — спросила она.
Стейси покачала головой.
— А что было в чашках?
Дороти положила блокнот в коробку, а коробку сунула обратно в тайник. Потом взяла трубу и выдула слабую, дрожащую ноту. Ветки над ними закачались; Стейси показалось, что небо наклонилось, а птицы заметались и закричали.
— Наверное, там было виски, — сказала она Тот.
— Подумаешь. — Дороти положила трубу на колени. — Вот я видела такое, такое!
— Что? — в один голос спросили девочки.
— Кое-что, связанное с одним из членов нашего клуба. А ты, Тот Томпсон, вообще помолчи, ты не член клуба, а если откроешь рот, я скажу маме, что ты разговаривала с папой по телефону.
Тот ненадолго задумалась.
— А я еще не иду домой. Мама велела тебе присматривать за мной.
— Я и буду, но отныне тебе запрещается разговаривать, поняла? — Тот кивнула и снова взяла прутик. — И даже слушать тебе нельзя!
Дороти повернулась к Стейси:
— Хочешь узнать, что я видела? — Стейси кивнула. — Я увидела кое-что покруче, чем ты, потому что я шпионила за членом клуба и еще за одним человеком, которого все мы знаем. Кое за кем, чье имя начинается с буквы «Н». Кое за кем, в кого влюблена Тот.
Тот зарделась.
— За Найджелом? — спросила Стейси.
— Да, за Найджелом и… еще за одной особой из тупика Стэнли, чье имя начинается на букву «Л».
— Лилли? — спросила Тот, отрывая взгляд от земляного пола.
— Я ведь велела тебе держать рот на замке!
Тот прикусила губу и принялась ковырять землю прутиком.
— Я хочу посмотреть реликвии, — сказала она. — Стейси, можно мне еще разок посмотреть реликвии?
— Заткнись, — велела Дороти. — Стейси, ты что, показала ей реликвии? — возмутилась она. — Она ведь даже не член клуба!
— Значит, ты видела Лилли, да? — спросила Стейси.
— Да. — Дороти принялась разглядывать свои туфли.
— И что? — спросила Стейси.
— Хочешь знать?
— Да!
— Я видела, как Лилли и Найджел занимались кое-чем в амбаре на Спрингхауз-Вэй!
Тот сломала прутик.
— Я за ними шпионила. И это еще не все.
— Что? Расскажи! Что там было? — спросила Стейси.
— Потом она занималась тем же самым со взрослым мужчиной. С цыганом, который работает на фабрике!
— Что, со взрослым?!
— Ну да. Он прямо старик. Это было так противно!
— Что она делала? — спросила Стейси.
— Она легла на спину, а он лег на нее сверху и стал сопеть и издавать всякие звуки.
— Какие звуки?
— Как будто он… сильно тужился, вроде того.
— А почему он тужился? — спросила Тот.
— Ничего он не тужился, дуреха! — Дороти бросила в Тот прутиком.
— А потом что? — спросила Стейси.
— Потом он с нее слез.
Все три девочки замолчали. Дороти, широко улыбаясь и вспоминая подробности увиденной ею потрясающей сцены, выхватила из полузарытой жестяной коробки блокнот, достала из кармана юбки карандаш и начала быстро записывать.
Тот порылась в кустах в поисках другого прутика.
— Лилли такая опытная, — сказала она.
Стейси пожалела, что ее сестра и Барри Маунтин не делали ничего более предосудительного. «Всякий раз, — подумала она, — как я добываю что-то стоящее, Дороти раскапывает что-то получше». Она оглядела свои джинсы и увидела, что штанины внизу замахрились. Бархат истерся у швов. Тот очистила прутик от коры и ткнула его в пыль между корнями дуба. Было тихо. Только карандаш Дороти скрипел по бумаге да на свалке голосили чайки.
Стейси осторожно потянула за нитку, торчащую сзади. Она размоталась, и на землю полетели рыжие волоски.
— То же самое делает и мой двоюродный брат, когда сидит со мной, — сказала Стейси. — Придвигает диван к двери гостиной, чтобы не вошли его младшие сестренки, а потом мы с ним занимаемся тем самым. У камина. — Она потянула за другую нитку. — Как Лилли и тот цыган. Мы ПОСТОЯННО этим занимаемся. — И Дороти, и Тот смотрели на нее широко раскрыв глаза. — Да! — повторила Стейси. — Но я не боюсь залететь, потому что у меня еще нет месячных. Двоюродный брат мне сказал: пока нет месячных, все безопасно.
В тесном шалаше под дубом воцарилось молчание; оно проникало сквозь переплетенные березовые ветви. Тот встала первой и выскользнула из лаза в плетеной стене. Стейси слышала, как она плачет, пробираясь по тропинке к свалке.
Дороти встала и взяла трубу.
— Дурацкий клуб! — сказала она. — Я больше не вожусь с глупыми маленькими врушками вроде тебя. — Она резко сорвала с ветки прищепки, на которых держалось одеяло. — И его я тоже уношу домой! — Она закинула одеяло на плечо и исчезла в дыре, ведущей в поле.
Стейси смотрела, как Дороти бредет по некошеному лугу. Под выцветшим армейским одеялом почти не было видно синего халатика. Потом она скрылась в длинной желтоватой траве, росшей вдоль проволочной ограды аэродрома. Стейси пнула ногой банку из-под печенья. Где-то вдали ехал мусорный фургон; мотор взревывал на подъеме. Снаружи воздух звенел от криков чаек. Все они вопили, предвкушая пир и драку из-за новой порции мусора и объедков.
Моя сестра — почти взрослая женщина. У нее есть приятель, и она вся пошла какими-то пятнами. Каждую неделю появляются новые.
Мы с ней больше не меняемся трусами. У нее новые трусы с тонкими тесемками; на них маленькие розочки. Я не против, потому что у меня теперь вдвое больше своих трусиков.
У нее три лифчика, жесткие-прежесткие. Я могу засунуть колено в каждую чашечку. Мама может подкладывать их себе под колени, когда копается в саду.
Когда Дороти моется, я подглядываю в замочную скважину. Она очень растолстела. Большая грудь, большая попа, а живот такой круглый и торчит вперед, как будто она проглотила целый арбуз. Мама говорит, что Дороти просто растет, взрослеет…
От этого взросления сестру постоянно тошнит. По утрам я слышу, как ее выворачивает за сараем.
