Что любопытно, в своих измышлениях я ошиблась всего один раз. Про пересдачу. Когда мне вынесли заветную книжонку, там был «отл.». Во всем остальном не ошиблась. И Бог с ним.
И вот столько лет прошло, а я все думаю: тот пух, который я ловила, – был ли вообще? Пожалуй, надо спросить у коня. Тем более что и случай скоро представится. Успехов.
МИРУ – ВОЙНА
Я объявляю войну этому миру. У мира все-все есть, а у меня ничего. Даже кроссовок. Мир фотографирует почки, пишет пространные тексты о низменном, постит сиськи и вообще живет себе в три горла, а я плакаю без обуви, и жгучие мои слезы падают в горшок с суккулентами.
Как это всегда и бывает, никто не хочет сочувствовать сироте.
– У тебя сто пять пар этих кроссовок, – нагло врет мне мама и улыбается.
Врет, потому что у меня всего один раздолбанный «Найк», нагло, оттого что негодяйка, а улыбается, конечно же, из вредности. Ну а я тоже не дура, каждая гадость будет записана в блокнотик и непременно всплывет. Дристящую ласточку ей подарю вместо смартфона. Ей-богу, подарю.
Мушш… Мушш мог бы быть составителем энциклопедии юных сурков – знает кучу всякой ненужной херни, но ни в жисть не скажет ничего путного.
– Ну как-нибудь купим… на днях.
Как же, как же… Представляю себе… Костыль с гравировкой «Сдохни, старая сука», пару упаковок нафталина для моли и кроссовки: ничего, что тебе уже девяносто, зато ногам удобно будет.
Дима! Мне двадцать. У меня тридцать два зуба. На улице семнадцать градусов тепла. И кроссовки мне нужны сейчас-черт-возьми-всех-порежу-убью-тупым-ножом-засуну-в-жопу-кактус-немедленно!!!
(Для страждущих сообщить, что в семнадцать градусов следует ходить в босоножках, отвечаю: от босоножек я тоже не откажусь.)
Сын. Чуден сын мой. Вчерась говорю:
– Пойдем, малышовочка, маме ботиночки посмотрим.
– Никачу ботиночек, – отвечает малышовочка. – Кипи машинку.
– Ладно, – говорю, – куплю машину, а заодно ботиночки погляжу.
Заходим в магазин, беру в руку правый калош, а левым тут же по хребтине получаю.
– Это не машинка! – визжит дитя и заново замахивается. – Кипи машинку!
– Как же, – говорю, – деточка, я без обуви-то буду?
– Никак, – отвечает, и во взгляде отчетливо чудится, что плевал он на меня и ссал на мою могилу.
Про прочих родственников даже подумать страшно. Уж не знаю отчего, но большая часть моей семьи свято верит в то, что если собрать всю мою обувь и продать ее, то на вырученные деньги можно купить ракету и умыкнуть на Марс.
Ракету… киску дохлую и ту не сторгуете, адеоты…
* * *
А все это отчего? Оттого что мироустройство в корне неправильное, и нет в этом мироустройстве места для босых барышень. Мне вообще не везет. Или магазин закрыт, или нет подходящего размера, или продавщица такая дура, что впору и правда босой остаться. Вот, например, вчера, с Фасолием, вместо того чтобы, тряся жопой, нести требуемую пару, тетенька принялась интересоваться, отчего же я даю ребенку шоколад.
– Простите, стрихнин забыли дома, – томно ответила ей я.
– Но мама казала, еще купит, – пояснил Фасолий, вытирая шоколадные пальцы о «примерочный» стул.
До сих пор гадаю, за что она так обиделась – за стрихнин или за пятна… Но ботинок нам так и не принесли – пришлось подхватить младенчество и убраться восвояси.
Дома? Дома был восхитительный телефон с подругой, которая принялась ругать меня «тряпичницей с низменными помыслами». Меня вообще часто ругают за низменное все кому не лень. И для подруги, и для прочих сообщаю.
Мне начхать на квантовую физику и политическую ситуацию в мире. А если у меня нет кроссовок, на все эти вещи я чихаю вдвойне или даже втройне. И даже если случится апокалипсис, а мы вдруг выживем, то где-нибудь там, на обломках мира, вместе с мыслями «а тут мы посадим яблоневые сады» пульсом будет отбиваться «а кроссовки-то, блин, так и не купили». Короче, я не духовно богатая дева, и на это мне тоже, кстати говоря, начхать.
* * *
И совсем-совсем уж обидное не в тему. Купила штаны военной расцветки с позументом по цене военной части с ракетоносителями. С размером пролетела – подлые малолетки разобрали ходовые сорок четвертые, а оттого пришлось взять сорок восьмой. Ладно, думаю, поясок затяну – и сойдет.
Сошло.
– Чё-то ты, Катя, какая-то толстая, – сообщает муж.
В моей голове уже готово достойнейшее «На себя посмотри, глист недоделанный» – и тут в разговор вмешивается свекровь:
– Она не толстая, Дима. Это возраст все. К сожалению, с годами от сантиметров никуда не деться.
И хотя в моей голове созревает достаточно емкая фраза, из печатных слов в которой только «камбала, шкаф и пиписка», я, естественно, молчу. Я вообще не из скандальных… так разве… по мелочи…
Пожалуй, на сегодня поток сознания окончен. Пойду смотреть сны про совершенный катечкинский мир, в котором кроссовки растут на деревьях, дети трескают шоколад и вовсе даже нет никакой квантовой физики.
ВОЙНА ПРОИГРАНА
Война была проиграна еще в среду вечером. Ну не совсем чтобы уж проиграна, а так… Короче говоря, у меня по-прежнему нет ни одного стоящего лаптя, но зато есть новые военные портки. Как это получилось – не спрашивайте. Карма, чакры и все такое. Разнервничавшись от поражения, впала в сентиментальность и засобиралась на дачу – лечиться водами, грядками и редисом. Так как мы с Фасолием ученые, поехали не на электричке, а на автобусе. Дело в том, что в пригородных поездах ни одна зараза не хочет уступать место моему младенцу, а полтора часа с пятнадцатью килограммами, завывающими на все лады, – это вам не хухры-мухры. К автобусу приехали заранее, минут за сорок, за что и поплатились. Собственно, поплатилась я – игрушками нынче прямо на остановках торгуют. После непродолжительных прений сумалет с пассажирами за тысячу восемьсот был оставлен в пользу «мшинки за двести, и битилочки колы, и цикариков многа-многа». Если бы нас видела бабушка, я бы закончила свой день в больнице, но нас не видел никто, а оттого надувшееся колы дитя счастливо развалилось на сиденье и принялось портить воздух. Кока-кола вкупе с сухарями «Три корочки» создавала странные ароматы, и уже через полчаса пассажиров рядом с нами поубавилось.
– Вы что, его не моете? – спросила предпоследняя тетенька, из долготерпящих.
– Иногда все-таки мою, – немного подумав, ответила ей я. – Но это он не от немытости пукает, а от сухариков.
– Кусные цикарики, – пояснил Ф.
– Бедный ребенок, – вздохнула тетенька и открыла окно.
– Закройте, – не замедлила отреагировать я. – У нас только что была пневмония.
