Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
С кафедры первой помощи я помню многие детали и могу с точностью их воспроизвести. Кабинет, где проходили занятия, выглядел невероятно карикатурно. Он был воистину достоин малобюджетного фильма про маньяков. Там с нового тысяча девятьсот девяносто пятого года не снимали праздничных плакатов. Они желтели на стенах с потрескавшийся краской оттенка «английский голубой». Именно в этот цвет обычно выкрашены все внутренние помещения провинциальных больниц. Это такой простой, пасмурный, выбелено-ультрамариновый цвет. Он напоминает оттенок осеннего неба над спальным районом.
Вдоль стен со всевозможными винтажными гирляндами тянулись ряды застекленных ящичков. Эти ящички обрамляли кабинет и как бы служили вместо картин. Внутри были разные медицинские инструменты: пинцет, зажим, держатели, веноэкстрактор, мелкие детали из аппарата Елизарова. Поскольку сталь тех времен была не самой качественной, на лезвиях образовались пятна, будто небрежный убийца плохо вытер свои игрушки перед приходом следователя. Дальше стояли зеленые стулья со столами на ржавых ножках. Когда последний студент покидал помещение, оно казалось до ужаса пустым. Полы, выложенные плиткой с глубокими старыми надломами. Запах библиотечной пыли и плесени. Не сдвинутая с места стопка старых книг в крайнем левом углу. Низкий алюминиевый шкаф. Случайная обувная стелька в проходе. Растрепанный веник… Даже доска там была черной. На ней виднелись призрачные остатки надписей.
Уварова, наша однокурсница, которая обожала пытать лабораторных мышей, как-то раз пришла на занятия на полчаса раньше. Села за парту, достала учебник и стал картинно читать полушепотом, наивно полагая, что сейчас зайдет Михаил Евгеньевич и застанет эту ангельскую сцену. Вкруг из шкафа послышался шорох. Уварова не обратила внимания — столько загубленных мышиных душ на ее совести, что любое живое ей не страшно. Но шорох усилится. Уварова вставила наушники — пусть не мешают заниматься. И тут вдруг дверца шкафа распахнулась, и оттуда вывалилось обезображенное тело Феди, вместе с метлой, половой тряпкой и учебником по экономике. Олечка вскочила, схватила сумку и с оглушительным визгом выбежала в коридор. После этого нас ждали серьезные разборки.
— Кто, — орал Михаил Евгеньевич, — обезобразил фантом? Кто избил куклу?!
Мы молчали, смотрели вниз.
— Еще раз спрашиваю.
Коротков на всякий случай двинул правой рукой, но затем передумал.
— Труп, идиоты, стоит двадцать тысяч долларов. А фантом, дебилы, — тридцать восемь. Вы понимаете, что с вами будет, а?!
Тамара смело встала и сказала:
— Михал Евгенич, поясните, что произошло?
— А я тебе скажу, что произошло. Твои замечательные однокурсники вчера нажрались и избили медицинскую куклу. Эта кукла — копия живого человека. У нее даже есть жилы, в которые вливается искусственная кровь. На ней тренируют оказание первой медицинской помощи. Понимаешь, эти имбецилы взяли и избили фантом. Преподаватель обернулся к залу. — Отвечайте, сволочи, кто это натворил?!
Я посмотрела направо. Место возле меня пустовало. Рита снова не пришла.
— А у него ведь было имя — Федя. Федя вырастил на своем горбу не один десяток докторов. Настоящих докторов, мать вашу! Не таких, как Асурова эта, которая вечно прогуливает, или Форель с ее идиотскими вопросами. Нет, ну как вам такое могло даже в голову прийти?
— А это кто-то с педиатрии, — сказала Катя Лаврентьева, — там чурок полно. Ой… то есть кавказцев.
Фарзет с Жанной покосились на нее, выпучив глаза и Катя добавила:
— Ну, девчонки, ну ладно вам. Вы — хорошие. А чурки на рынке — плохие.
Фарзет с Жанной удивились еще сильней. Фарзет качнула головой:
— Ну, Лаврентьева!..
Внезапно в разговор вмешалась справедливость. В лице Михаила Евгеньевича.
— Катя, выйди из кабинета.
— А что я такого сказала?!
— Так, взяла свои вещи и смылась.
— Ну за что?!
Весь следующий месяц Катя нас доставала:
— Вы видели? Видели, как он меня ненавидит? А главное — за что? Знаю я таких. Они завидуют богатым. Он просто вонючий доктор в районной больнице. У него даже своей машины нет.
А Асурова тем временем стала конкретно исчезать. Она появлялась только на последних занятиях. Обнаженные руки багровели от кровоподтеков. Ритка застенчиво натягивала рукава.
— Я не могу на это больше смотреть. Рит, это ненормально. Он же может тебя убить. Одумайся. Лучше сама сбегай. Так ведь нельзя. Рита, пожалуйста…
Она не слушала. Громко рассказывала:
— Представляешь, прихожу я в гараж. На мне — ультрамини. До трусов, фактически. Для него, для суки, надела. Так вот, там мужики сидят. Его, значит, приятели. Они все — «вау, вау!». А он берет меня за локоть такой, мол. «Ритка, пошли, кое-че скажу на ушко». Ну, я ему отвечаю: «Нет, болван, тут посидим. И пойди налей даме. Бокал облагородь». Этот, значит, глазищи таращит — типа: «Сейчас как облагорожу твою физиономию!» Взял он меня за локоть, мужики все заорали: «Ярик, ты че? Долбанулся?». А он: «Спокуха, мужики. У нас чисто интимный разговор. без посторонних». И вот, когда он бил меня головой об электрошкаф…
— Рита!
— Что Рита? Я двадцать пять лет Рита.
— Ты хоть слышишь, что ты сама говоришь? Ты вникаешь?
— Даш, оставь. Я все прекрасно понимаю. Не дура. У нас, как у Стендаля, — красное по черному. И никто не может нормально, спокойно любить.
— Рита, а как же я без тебя? Тут одни фашисты с бандитами учатся. Ну ради меня, ну брось его. Я не выдержу шесть лет с этими уродами одна…
— Дашуль, — сказала она, чуть понизив свой звонкий голос, — уйду. Правда, уйду. Я ведь не заслужила такой подлости…
Целых две недели Рита отсутствовала. Обычно, если я не встречала ее в институте, то могла случайно заметить в одном из наших любимых клубов или где-то в центре. И вот пролетело столько времени, а Ритки — нет и нет. Вдруг — звонок в дверь.
— Я так ошибалась…
Мы сели на кухне. Рита достала сигареты, а я открыла форточку и заварила чай.
— Валяй.
— А что валять? Он просто стукнул меня… Дашка, смешно. Только ты не смейся, — она непроизвольно хихикнула, — Даш, он меня стукнул… огнетушителем! — Тут Асурова взорвалась громким хохотом. Тревожно затрясся белый стол.
— Рита, ты меня, конечно, извини, может, юмор у меня — не очень, не как у тебя, но что-то я не вижу тут ничего смешного. Ты что, в больнице эти две недели пролежала?
— В какой? Нет, конечно. Я ездила к знахарке.
— Что?!
— Да. Я делала заговор. Теперь он больше руки на меня не подымет. Есть бабка одна, живет под Устюгом. У нее хибара такая, куры, овощи на грядке. Все натуральное. Молитвами, говорит, вырастила, мол, старухи не могут за хозяйством ходить, так она все это богатство и «намолила» Бабка волшебная. Снимает порчу, лечит рак, алкоголизм
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
