До машины шли молча. Каждый думал о чем-то своем. Белая «Волга» уже ехала по темным улицам к Таганке, когда Соня медленно сказала:
— Я одного не понимаю… Почему Тереза говорила, что Садовская вызывала мертвых? Каких мертвых, зачем? Во-первых, оживить зомби Нина просто не смогла бы. Это даже для настоящей колдуньи вуду, думаю, непросто. Во-вторых, она хотела испортить Терезе жизнь — и при чем тут, спрашивается, мертвецы? Вредят людям ориша — и то, если их правильно попросить. А вовсе не зомби. От этих вообще толку мало… По крайней мере, в моей книжке так сказано!
— Чтобы я еще раз этой девушке что-то подобное подарил… — пробормотал Пашка, не сводя взгляда с заснеженной дороги. — Скоро будет патентованная ведьма! С зомби на кухне вместо домработницы! А мне на всем этом жениться?!
Полундра, не слушая его бурчания, с тревогой поглядывала на Соню. Та казалась очень усталой, измученной и, по мнению Юльки, едва сдерживала слезы. Припарковавшись в арке, Пашка запер «Волгу», буркнул сестренке: «Иди домой, дед ждет», и пошел вслед за Соней к ее подъезду. Полундра пожала руки пацанам и отправилась спать.
Натэлина бабка была человеком понимающим. Когда Тереза Аскольская позвонила в дверь квартиры Мтварадзе в назначенные пять часов вечера, на кухне уже вовсю кипел чайник, а большой стол в зале был заставлен пирогами и печеньем. Возле стола, в кресле, сидел и наслаждался черным кофе генерал Полторецкий. Встречать гостью в прихожую вывалила вся компания Полундры, а за ними вышла сама хозяйка дома в роскошном платье из вишневого бархата. Увидев ее, Тереза ахнула:
— Ой, это же… Вы… Ой, вы же — Нино Мтварадзе?! Правда?!
— Она самая, — кивнула довольная бабушка Нино. — Надо же, еще кто-то помнит!
— Ой, конечно, помню! — Тереза даже запрыгала от восторга. — Я вас очень люблю! Мы ходили на ваш спектакль «Леди в голубом»! Я так плакала в конце, когда вы принимали яд! Ой, как я рада с вами познакомиться! Я всем-всем нашим в студии завтра буду хвастаться! А вы мне дадите автограф? А у вас еще будет антреприза в этом сезоне?!
Через десять минут в зале вовсю текла беседа о прекрасном. Беседовали Нино Вахтанговна, Тереза и Натэла. Парни и Полундра внимали им с видом ишаков, случайно забредших в Академию наук.
…— и когда Чхартишвили вздумал ставить еврипидовскую «Медею», никто не верил в его успех! — воодушевленно вещала бабушка Нино. — Я сама ему говорила: «Арчил, дорогой, ты не за то берешься! И я у тебя играть не буду! Особенно в этом костюме с обручами по всему фасаду! Медея — дочь колхидского царя, она не может быть похожа на зажаренную гусеницу!» Тем не менее я сыграла! В обычном черном платье — потому что всегда умела настоять на своем! И успех был такой, какого театр Марджанишвили не видел со времен… Бэла, девочка моя, что это такое?!
— Вот, Тереза, твой Барон Самди. — Белка с облегчением поставила тяжелый рюкзак на пол у ног гостьи. — Абсолютно целый!
Мулатка резко выпрямилась, чуть не уронив книгу на пол. Ее смуглое лицо стало совсем серым. На Барона Самди, который, казалось, издевательски подмигивал ей снизу, она посмотрела с ужасом. Хрипло, тихо сказала:
— Это не мой… Он — мамин. Он… он умеет приводить мертвых!
— Вах, какие глупости… — пробормотала Натэла. И, решительно сев рядом с Терезой, обняла ее. — Вот что, ты расскажи нам все, а мы тебе поможем. Соня, Пашка, где вы там? Расскажите ей, где вы были вчера! Расскажите про Нину и Дэна! Тереза, это наша Соня, познакомьтесь! Ты представить себе не можешь, что они с Пашкой вчера узнали!
— Про Нину?.. — растерянно спросила Тереза, отводя руки от лица. — Вы виделись с Садовской? Но при чем тут она? И Дэн? И зачем?..
— Ты только не волнуйся, — попросила Соня, усаживаясь напротив нее и незаметно отдвигая подальше Барона Самди. — И слушай.
Когда Соня закончила свой рассказ, чай в кружках уже остыл, и Натэла отправилась на кухню заново греть чайник. Бабушка Нино сердито дымила сигаретой у форточки. Генерал Полторецкий сидел нахмурившись. Бледная Тереза сжала голову руками.
— Господи… — только и могла пробормотать она. — Господи…
— Кажется, она мне поверила, эта Нина, — жестко подытожила Соня. — Думаю, она больше не решится тебе вредить. Перья в твоем шарфе и вчерашняя рейка с потолка — это ее работа.
— Но… зачем вы все это делали? Почему вы мне помогаете? — недоверчиво посмотрела на нее Тереза. Соня не сразу нашлась с ответом, зато Юлька вскочила с кресла.
— Потому что мы первыми приходим туда, где нужна помощь! — отчеканила она любимую фразу своего любимого Тайгера. И тут же ворчливо добавила: — И Андрюха нам вообще-то друг, так что…
Закончить она не успела: Батон пнул ее под столом ногой. Завопив, Юлька треснула его по затылку, Атаманов заорал на обоих, задребезжали чашки, испуганно запищала Белка. Начинающуюся потасовку прервал голос Сони:
— Дети! Ведите себя прилично хотя бы в гостях! Извините, Нино Вахтанговна… Тереза, ты сказала, что Барон Самди принадлежал твоей маме, это так?
— Да… Я так думаю… Я… не знаю… — прошептала Тереза. В ее глазах снова появились слезы. Было очевидно, что она готова разрыдаться, и Соня поспешно спросила:
— Откуда ты знаешь, что он приводит мертвых?
— Это все знают…
— Ты видела это своими глазами?
— Да… да. Я видела! Роза показала мне! Она… умеет это делать, правда, правда! — Тереза, наконец, разрыдалась. — Я… ее боюсь. И… и даже папе не могу ничего рассказать! Я… я уже просто схожу с ума!
И тут от окна величественно отошла Нино Вахтанговна. Она села в кресло прямо напротив рыдающей Терезы и мягко взяла ее за обе руки.
— Рассказывай, девочка моя. Обещаю, что все останется между нами. Слово Нино Мтварадзе!
Мать Терезы звали Марией Мендоса. Пятнадцать лет назад молодая бразильянка из города Байи приехала в Россию учиться на врача. Мария была общительна и любознательна, ей было интересно в незнакомом северном городе все. Она старательно учила русский язык, бегала с друзьями в театры и консерваторию, на выставки и лекции, ездила на экскурсии.
Однажды, когда юная бразильянка, оцепенев от восторга, стояла в Третьяковской галерее перед картиной Врубеля, к ней подошел молодой человек с акварельной папкой под мышкой. Смущаясь, он попросил красавицу негритянку несколько минут попозировать ему для портрета. Возможно, Мария отказалась бы, но юноша обратился к ней на ее родном языке и объяснил, что учится в лингвистическом институте на факультете бразильской литературы. Это решило дело, и через несколько минут молодые люди уже вовсю болтали, а Вадим набрасывал карандашом портрет Марии. Из Третьяковки они ушли вместе. Через три месяца Мария переехала в квартиру Вадима Аскольского. Через год у них родилась дочь Тереза.
Молодая семья жила в небольшой квартире, в тихом переулке возле Третьяковки. Мария училась в институте, Вадим оканчивал аспирантуру, подрабатывая переводами с английского и португальского, а заодно продавая картины и скульптуры. Он всерьез интересовался искусством черного населения Бразилии, и жена охотно рассказывала ему о богах ориша, капоэйре и макумбе. Вадим Аскольский не оканчивал художественного училища, был самоучкой, но среди знатоков его работы были широко известны и хорошо продавались. Особенно популярным был его цикл «Боги кандомбле», для которого позировали Мария и ее друзья из института. А на знаменитую деревянную статуэтку «Барон Самди беседует со своей женой» знатоки приходили посмотреть, как в музей. Вадиму обещали за скульптурную группу огромные деньги, но он неизменно отказывался.
