Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Сюрприз, значит. Ладно. Фляжку мою со спиртом на таможне никто отнимать не собирался. Всю дорогу я изнывал, не находил себе места и нудел:
– Если я помру в Туретчине, тело-то мое хоть похоронят на Родине?
Она зачем-то рылась в медицинской страховке и быстро говорила:
– Похоронят, похоронят.
Я мрачнел и глотал спирт.
В отеле оказалось, что басурмане разводят все спиртные напитки, даже пиво.
Здоровяк с икряным животом говорил кудрявому турчонку с красными крашеными ногтями за стойкой:
– Ты пойми, братан, что бухло должно быть сорок градусов, понял?
Братан не понимал.
Кругом были горы, басурманские домишки с бочками на крышах и разлившееся смердение в воздухе. Словно перец горит. Здесь даже цветы не пахнут, а смердят. Ладно.
Море зеленое, хотя местные называют его Белым. Среди камней и слитого от строек бетона на дне лежит жирная кефаль, которую турки и ловить-то не умеют. Солнце бессердечное и неласковое. Пришлось пить разбавленные напитки, и так я в них переусердствовал, что на следующее утро проснулся в весьма плачевном состоянии. Она говорит:
– Нам нужно ехать в аквапарк.
– Когда душа человека вся в ободранной коже, когда чувства сжались в кулак, когда сердце мое забилось в угол грудной клетки и от страха зажмурилось, в этот момент, когда я весь – как сплошной кровоподтек, вы хотите отдать меня в аквапарк?
Она сказала, что да. Ладно. Я надел темные очки, чтобы не видеть своего позора, и поплелся в автобус. Чего не сделаешь ради нее!
Они привезли меня в аквапарк, и турок сказал:
– Раздевайтесь.
О ужас, о позор, о эти взгляды, для которых я весь чужой. Муслимы, которые стайкой крутятся вокруг моей бороды с вечным вопросом:
– Халяль?
И мой злобный рык сквозь зубы:
– Ноу, кристиан!
Наши туристы, которые подносят мне пиво к носу и гадливо заглядывают в глаза:
– Освяти бухло, батюшка!
– Я вам не батюшка.
Они поставили меня среди этого ада, раздетого, в серых плавках. Здесь, оказывается, все носят шорты, купаются в шортах. Плавки выглядят, как стринги посреди русской улицы. Я же не знал, у нас-то мужики в плавках плавают. И вот я стою посреди аквапарка, жалкий, с душой нараспашку, под прицелом бесчеловечного турецкого солнца и сотен дурных глаз, обнаженный, жалкий, помятый, но не сдающийся. В «серебристых стрингах» и с бородой, голый Дед Мороз. Ладно. После третьей, когда захорошеет, я всегда буду вспоминать этот позор, я не прощу им поруганных христианских святынь, я не прощу им Константинопольскую Софию, но больше всего я не прощу им этот аквапарк. Где спрятаться? Куда идти? Зачем я здесь?
Она повлекла меня на вершину водных горок. Я побрел к своей голгофе, и вонючая турецкая сирень вонзалась в мои ноздри. Там были три тридцатиметровые и одна пятидесятиметровая, на которую не покушались даже местные абреки. Вот хочется спросить: как могут Адрианов приободрить Натальи[34]? Это я к тому, что она – Наталья. Натальи могут приободрить вас только тем, что кладут ваши руки на наковальню под молоток мучителей и при этом ласково смотрят вам в глаза, намекая на мученический венец. Ее мало интересовало, что я-то не Адриан. Она, чтобы приободрить меня, пошла на эту пятидесятиметровую и слетела с нее, с лету наглотавшись и набрав в нос хлорированной воды. Местные цокали языком и уважали:
– Чок гюзель, чок гюзель!
Она отбила пятки до черных синяков и ходила теперь на цыпочках. Туретчина жалила меня в голову, а ее – в пяту.
Я понял, что мне не отвертеться. Подошел к краю. Тут один из этих бесов в шортах подобрался ко мне слева и шепнул в ухо:
– Халяль?
Я посмотрел на него так, что он отпрянул. Он повернулся к кучке своих и сказал громко, чтобы они поняли мой глупый и странный вид:
– Иисус Христос.
Они, с понтом врубаясь в это дело, закивали своими бессмысленными черными головками, осклабились. Толпой они чувствовали себя большим левиафаном, готовым поглотить меня. Подавитесь. Ладно.
Я посмотрел вниз. Далеко внизу паскудно голубела неглубокая могила бассейна, куда должно было упасть мое мертвое тело. Прощаясь, посмотрел в небо. Там, на солнечном голубом фоне, висела горькая турецкая луна, которая из пропагандистских целей видна здесь и днем, и ночью. Широко перекрестился и громко сказал:
– Все святые христиане, от турок умученные, молите Бога о мне!
И рухнул вниз.
Кусочек Родины
Тоскуя о Родине на Туретчине, судорожно молясь о малых детках своих, вспомнил я этот коробок. Маленькая вещица, а важная.
Конец восьмидесятых, на дворе лютует безалкогольный беспредел. Народ поет: «Ах, спасибо, Горбачев, ах, спасибо, Мишечка, стал мой милый меньше пить, стала тверже шишечка», но поет неискренне, давясь одеколоном, напитками из антистатиков и тормозухи.
Тюмень, ДК «Геолог». В банкетном зале проводится свадьба сына видного партийного деятеля и заодно нашего одногруппника. Длинный стол показательной безалкогольной свадьбы, чтобы потом отчитаться в парткоме. Вот, мол, и мы по-сухому гулять можем. Друзья мои, с 14 лет начавшие в подъезде с бутылки розового крепкого, тоскуют, грустно им. И придумали такую незатейливую игру – не все же есть да жевать и тянуть лукавое «горько» за презираемого жениха. Нарисовали три советские буквы на спичечном коробке и, когда становилось совсем уж невмоготу, доставали из-под стола этот коробок и смеялись. Посмотрят на коробок, похихикают, и вроде им легче. Дураки молодые. Подходит к ним дед жениха, серьезный мужчина, не до конца простой. Посмотрел на них и общительно так говорит:
– Смилуйтесь, сынки, над пожилым человеком, налейте граммульку, а то я здесь, среди бесчеловечности, погибаю.
Оробели студенты:
– У нас нету, отец, мы так – балуемся.
– А ну дайте, и я с вами побалуюсь. Я ведь вижу, как вы под скатертью что-то прячете. И со мною, старым, поделитесь.
Они достали ему коробок, а ему почему-то смешно не сделалось. Побрел он, сощурившись горькою спиною, дальше слушать неискреннее «горько».
Вспомнил я этот коробок, когда шел по Туретчине в поисках неразбавленного спиртного. Был этот коробок кусочком Родины, чего-то настоящего. На дворе пятница, а пятничной молитвой и не пахнет. Даже несмотря на пять религиозных радиопобудок в сутки, мусульман не наблюдается. Ислам есть, а мусульман нету. Продвигаюсь я, значит, в этих пространствах, как бородатый инопланетянин. И вдруг навстречу мне идет высокий парень в жилете и джинсах. Руки все в портаках[35]– от кисти до плеча идут какие-то рунические надписи. В ухе и ноздре по железному кольцу, волосы скручены в кок. Бородка клинышком. Рядом с ним хиппообразная гирла с длинным хаером, в хайратничке, тоже не то чтобы простая.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
