Миранда все рыдала — и тут в дверь постучали. Я открыл. В дверях стояла Бьянка, в мехах и капюшоне, усыпанном бриллиантами и скрывавшем ее лоб.
— Это здесь прячется малышка святая? — спросила она.
Я так удивился, увидев ее, что Бьянка сказала:
— Ты пригласишь меня войти?
— Разумеется!
Я посторонился, давая ей пройти.
От нее пахло бергамотом и мускусом. Проходя мимо меня, она облизнула нижнюю губу и улыбнулась так, словно знала обо мне какую-то тайну, неизвестную мне самому.
— Вот она где! — игриво воскликнула Бьянка и, сев на кровать Миранды, утерла ей слезы и похлопала по щекам. — Мы эти маленькие прелести откормим так, что они солнце затмят! — Она обернулась ко мне. — Нам с Мирандой о многом надо поговорить, так что выйди погуляй немного. И не подслушивай под дверью! — Бьянка подмигнула Миранде. — Мужики всегда так делают. Они хуже женщин.
Я прогулялся в Корсоли и назад, гадая, почему Бьянка пришла навестить Миранду. Просто по доброте сердечной? Несмотря на все свои меха и бриллианты, Бьянка была и оставалась шлюхой. Однако, напомнил я себе, многие жены и любовницы знаменитых людей были шлюхами. И они, несомненно, знали мужчин лучше, чем те — сами себя. Бьянка была отнюдь не дура. К тому же она любовница Федерико. Она многое могла сделать для Миранды.
Решив, что хватит гулять, я вернулся в нашу комнату. Миранда была одна. Она сидела на кровати и рассматривала себя в ручное зеркальце. На шее у нее висело прекрасное жемчужное ожерелье.
— Это Бьянка тебе дала? — спросил я.
— Да, — ответила Миранда, стараясь скрыть свой восторг. — Она пригласила меня в свои покои!
— Е vero?
— Но я не могу ходить, babbo! А даже если бы могла, то не пошла бы, — добавила она с видом праведницы. — Ведь она шлюха!
Меня так и подмывало выбросить ее обратно в сугроб, но вместо этого я сказал:
— Господь наш Иисус Христос не отвергал ни грешников, ни проституток.
Миранда нахмурилась. Ее густые темные брови сошлись на переносице, зубки покусывали нижнюю губу.
— О чем вы с ней говорили? — спросил я.
Миранда бросила зеркальце на стул и подняла вверх отмороженные пальчики.
— Бьянка говорит, они не созданы для работы, и таким образом Господь дал мне понять, что я ничего не должна делать.
— Ясно. А еще о чем?
— Она сказала, что я самая красивая девушка во дворце и когда-нибудь у меня будет целая толпа ухажеров.
— Это и впрямь хорошая новость!
— И еще она посоветовала мне изменить прическу, потому что так носить волосы уже не модно.
Миранда потянулась за зеркальцем, но стул стоял слишком далеко, поэтому она откинула одеяло, вылезла из кровати и прошла пару шагов. Тут до нее дошло, что она сделала. Миранда с удивлением уставилась на меня.
— Раз Бьянка в состоянии поставить на ноги калеку — быть может, тебе стоит прислушаться к ее словам, — заметил я.
На следующий день Миранда вернулась от Бьянки с чудесным браслетом на руке и красной шалью из тончайшей шерсти. Лицо у нее было чуть припудрено, а губы подкрашены под цвет щек. Еще через день Бьянка причесала ей волосы так, что кудри мягко обрамляли лицо. На Миранде была маленькая диадема и платье, которое развевалось волнами, когда она поворачивалась из стороны в сторону.
— Как я выгляжу? — спросила она.
— Прекрасно. И это была чистая правда.
— Я весь день провела у портнихи. — Миранда протянула вперед руку, показывая новый браслет. — Бьянка говорит, он из немецкого серебра. Оно лучшее в мире. Смотри, какие камни! Их можно купить только во Флоренции или в Венеции. А теперь мне надо поиграть на лире.
Неделю спустя она вернулась, обмахиваясь веером.
— Я танцевала, babbo! Я могу танцевать почти так же хорошо, как раньше. Алессандро сказал, что я танцую лучше всех на свете!
— Алессандро был в покоях Бьянки?
— Да. Он показал мне, как держать веер так, чтобы никто не заметил моих изуродованных пальцев.
* * *
— Бьянка превращает Миранду в шлюху! — пожаловался мне Томмазо.
Он злился, что Миранда не поблагодарила его за бульоны и печенья, которые он приносил ей во время болезни.
— Две недели назад она пыталась уморить себя голодом. Мы должны целовать Бьянке ноги.
Я лично этого не делал, но искренне поблагодарил ее за доброту.
— Я готова на все, лишь бы спасти ее от монастыря, — улыбнулась Бьянка. — Миранда — прелестное дитя.
— Вы заменили ей мать, которой Миранде всегда недоставало.
Бьянка вздернула бровь и глянула на меня так, словно я случайно раскрыл ее тайну. На мгновение лицо ее словно постарело и стало печальным.
— Я всю жизнь мечтала о дочери, — сказала она задумчиво, и в голосе ее не было ни обычной игривости, ни высокомерия. — Так что Миранда мне как дочь.
Бьянка повернулась, взвихрив свои меха, и бросила мне через плечо:
— Следи, чтобы она училась играть на лире и писать стихи.
На следующий день Миранда вернулась в чудесной меховой накидке, которую сшила ей Бьянка.
— Алессандро показал мне, как танцуют в Венеции, — сказала она, продемонстрировав мне несколько па.
В меховом манто, с гордо поднятой головой она казалась взрослой женщиной. Я неожиданно вспомнил предостережение Томмазо.
— Прошу тебя, Миранда, не носи накидку во дворце!
— Я и не собираюсь. Приберегу ее для карнавала.
После смерти Элизабетты я каждый год ходил в Корсоли на карнавал вместе со своим другом Торо. Porta! Ну и веселились же мы тогда! Мы приходили к параду, потому что после процессии с оливковыми ветвями по улице маршировали простолюдины, одетые в сутаны священников, и осыпали всех бранью. Торо всегда шел в первых рядах, поскольку ругаться он умел виртуозно. Мы с друзьями обычно поджидали его на крыше дома у Западных Ворот. Увидав Торо с раскрасневшимся от ругани лицом, мы забрасывали его яйцами и осыпали мукой. Мне вспомнилась одна сумасшедшая, которая сорвала с себя одежду. Мы гнались за ней по улицам, пока не поймали и не трахнули по очереди. А еда! Porta! Мы так набивали животы колбасой и полентой, что еле двигались потом. А какие трюфели в оливковом масле продавал бакалейщик! Вкуснота необыкновенная! Чтобы отведать их, сам Христос мог воскреснуть еще раз!
В тот день, когда Миранда упомянула о карнавале, Бьянка тоже вспомнила о нем за ужином. Она сказала, что в Венеции вельможи давали великолепные балы, приглашая сотни человек, в том числе принцев и принцесс, а также послов из Германии, Франции, Англии и всех княжеств Италии. Они одевались в шитые золотом костюмы римских богов. Бьянка сказала, что однажды оделась Венерой, а в другой раз — павлином. Любовник потратил половину доходов от своих кораблей на ее костюм. Он был сделан из настоящего золота, и ее провозгласили самой прекрасной женщиной Венеции. Мастерили это одеяние два месяца. Длиннющий шлейф несли двое пажей, и сам дож танцевал с ней! Но, сказала Бьянка, даже этот наряд не шел ни в какое сравнение с костюмами некоторых других дам.
