— Бог умер! Зло будет царствовать вовеки веков!..
Это прокричал высокий человек, пепельно-серый, будто с головы до ног затянутый паутиной. Длинные кудри развеваются, на рябом лице дрожит злая, издевательская ухмылка. И тут же кто-то громко, певуче произнес:
— Я — Бог ваш! Я, и нет другого!..
Святость и скверна ведут друг с другом спор. У святости только лицо без тела. Это лицо горит, как после бани, обрамленное густой белой бородой и длинными развевающимися пейсами. Над высоким лбом — бархатная ермолка. Лицо молится, говорит с жаром, как когда-то реб Бинуш, спрашивает и дает ответы. Оно рассказывает притчи, укрепляющие веру, и спорит с безбожием. Лицо принимает пищу, благословляет, цитирует по памяти целые страницы из «Зогара», и все это — радостно, торжественно. Зажмуриваясь, Рейхеле видит это лицо прямо перед собой: оно покрыто тонкими морщинками, синеватые прожилки проступают на румяных щеках, в глазах — печальная улыбка, как у доброго, мудрого старца…
Скверну не разглядеть, вокруг нее темно, как в подвале. Она говорит очень тихо, почти неслышно, она окутана тенями и паутиной. Ее облик все время меняется: то она выглядит, как человек, то как летучая мышь или паук. Иногда Рейхеле видит только ее рот, черный, кривой, как у лягушки. Скверна прячется в темноте, как в пещере, издевается и глумится. От ее грязных шуток Рейхеле становится смешно, хотя она знает, что это большой грех.
Откуда у Рейхеле такие мысли? А скверна продолжает говорить непристойности, рисует отвратительные картины, извращает слова Торы, придавая им ужасный, похабный смысл. Не щадит ни праотцев, ни царя Давида, ни Вирсавию, ни царицу Эсфирь, рассказывает, как совокупляются друг с другом разные звери, или бык с женщиной, или мужчина со свиньей. Скверна рассказывает о женах, которые по ночам украдкой ходят к чужим мужьям, и о девушках, которые встречаются с нечистью. Она произносит заклинания, призывает бесов на латыни или вдруг начинает бормотать на совсем непонятном чужом языке и утробно хихикает, как от щекотки. Или насмехается над Рейхеле: «Рейхеле, твоя дыра от желания мокра».
Рейхеле страшно, ведь скверна все усиливается, все крепче опутывает ее своими сетями. Теперь, когда Рейхеле закрывает глаза, лик святости удаляется, становится все меньше и наконец исчезает. Рейхеле оказывается в каком-то незнакомом месте за забором. Она видит холмики, колючие кусты, камни, как на кладбище. Свет слабый, тусклый, под ногами глиняные черепки, рваные тряпки, мутные лужи. Перед ней домишко без окон, но с круглой дырой в стене, из дыры идет пар. Сквозь щели дома видно слабое мерцание и просматривается что-то красное, раздувшееся, как коровье легкое. Испуганная Рейхеле хочет убежать, но ноги будто налились свинцом. Она старается выбраться оттуда, но вдруг попадает в подвал с глухими стенами и низким, покосившимся потолком. Рейхеле карабкается наверх, падает, ползет по узким подземным ходам, подтягивается на ослабевших руках. Чем дальше, тем труднее дышать, вокруг становится все темнее. За ней гонится бородатый человек, голый, волосатый и вонючий, с длинными обезьяньими руками и оскаленной пастью. Он настигает ее, хватает и поднимает легко, как перышко. Вот они летят над вечерними узкими улочками, ухабистыми и грязными. Внизу стоят люди, призрачные, полутени, полутела. Они пускаются следом, а он несет ее над крышами с дымоходами и забитыми мусором водостоками. Он все сильнее прижимает ее к себе, он хочет ее. Он мнет ее грудь, пытается раздвинуть ей ноги острым коленом, шепчет хрипло, быстро, настойчиво:
— Рейхеле!.. Рейхеле!.. Пусти!.. Я хочу осквернить тебя!..
— Нет!.. Нет!..
— Рейхеле, соединись со мной!..
— Нет!.. Нет!..
— Рейхеле, ты нечиста!..
Он бросает ее вниз и падает на нее. Она кричит, но никто не слышит, и, вздрогнув, она просыпается. Рейхеле видит, что темная комната полна бесов. Они мечутся, прыгают, как на горячих угольях, качаются, молотят руками, будто месят тесто. На их мордах — злобная радость. Рейхеле не помнит, кто она, не знает, где она и что происходит вокруг. Голова тяжелая, как камень, тело покрыто холодным, липким потом. Реб Гедалья слышит, что она хрипит, как в агонии. Он хватает свечу, прибегает, натирает ей виски уксусом, дует на лицо, машет руками, будто пытается кого-то отогнать. Он озирается, словно ищет виновного. Сильные руки реб Гедальи дрожат, сало капает со свечи на простыню, он кричит ей в ухо, будто она оглохла:
— Рейхеле, очнись! Приди в себя!..
— Добрый сон видела!.. Добрый сон видела!.. Добрый сон видела!..
Глава 12
РЕЙХЕЛЕ ЗАЧАЛА ОТ САТАНЫ
В Горае голод. Торговки сидят в пустых лавках, дремлют, не зажигая света. Ремесленники не работают, никто им ничего не заказывает. На полях сжали почти пустые колосья, нет зерна даже на сев. Крестьяне оставили семьи и отправились побираться. Из конюшен выгоняют на волю отощавших лошадей, чтобы их задрали волки. Уже давно не знали такой нужды. На дорогах находят замерзших. Мельницы стоят, молоть нечего. Люди теряют последние силы, желтеют, как шафран, с трудом передвигают ноги, смотрят помутневшими глазами, будто ничего не видя. Лица опухли от голода, как от зубной боли. Не слышно смеха, не слышно шуток. Даже дети перестали озорничать, в их глазах забота, как у стариков. С утра до поздней ночи мужчины сидят в синагоге, греются у печи. Поначалу еще вели споры. Самые стойкие говорили, что Саббатай-Цви царствует в Стамбуле и уже отправил посланников к десяти коленам. Не надо бояться того, что случилось, ведь это испытание свыше. Уже вышли в море первые пятьдесят кораблей с могучими воинами, колесницами и оружием. Скоро начнется война. Но враги саббатианцев знали, что Саббатай-Цви, который теперь зовется Мухаммед-баши, стал калифом и жестоким гонителем евреев. Прежде в Горае не раз случались ссоры. Противники рвали на кусочки письма и комментарии, дрались до крови. Но теперь стало тихо, будто спорить больше не о чем, все доводы исчерпаны. Люди впали в отчаяние. Старики у всех на виду ищут вшей в складках одежды или спят на скамейках, храпят, как в заезжем доме. Ешиботники забросили книги, играют в волка и козу. Даже грешить перестали в Горае, даже зло уснуло. Забредет в город нищий, обойдет все улицы и уйдет с пустой сумой и проклятьями на устах.
Горе Гораю, все беды обрушились на него разом. Несмотря на зиму, участились пожары. Домишки ни с того ни с сего сгорают как свечи, остаются только печные трубы. На другой день женщины ходят по пожарищу, палками раскапывают золу. Чаще, чем в прежние годы, люди поскальзываются и ломают руки и ноги. Амбары пусты, и мыши заполонили дома. Хорьки таскают кур и даже нападают на маленьких детей. Жители окраин страдают от грабежей. На дорогах хозяйничают медведи и кабаны. Бесы разгулялись в городке. Благочестивый реб Гудл каждую ночь слышит стук в окно. Стоит зажечь свет, как на стене появляется тень костлявой руки с растопыренными пальцами. У Лейви в дымоходе кто-то стонет и кряхтит, как роженица. По четвергам бесы переворачивают кадушки и выливают закваску на пол, насыпают в еду соли, срывают с дверей мезузы и устраивают свадьбы. Едет еврей на телеге, а нечисть виснет на колесах или ослепляет лошадей. Черти принимают облик козлов и пляшут перед женщинами, когда те возвращаются из бани. Однажды вечером Хинкеле шла на молитву и в лунном свете увидела черного мохнатого зверя. Она бросилась бежать, а чудовище, поднявшись, как человек, на задние лапы, преследовало ее, пока она не упала в канаву. На другой день чудовище погналось за детьми, когда они шли из хедера, и дети слышали, как оно кричало что-то по-польски. В местечке объявился оборотень. Некоторые, правда, говорили, что это не кто иной, как сумасшедший помещик Замойский. Ведь как-то раз оборотень начал палить из пистолета и швыряться золотыми дукатами… Люди искали защиты у реб Гедальи и пророчицы Рейхеле, но их дом тоже захватила нечистая сила.
