Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Гордей, махнув рукой, отвернулся от Епишки и направился к монахам и крестьянам, которые по-прежнему стояли посредине двора. Они с опаской поглядывали на лесовиков, но особый страх у монастырских вызывали рябой с его дружками. Каждое слово и движение Епишки приводило их в беспокойство. Но когда атаман потребовал у монахов накормить ватагу, они стали дружно клясться, что ордынцы все разграбили и ничего не оставили в монастыре. Больше всех усердствовал грузный, небольшого роста старик с отечным лицом. Тряся бороденкой, он призывал в свидетели всех святых, что говорит чистую правду…
— Ты-то кто будешь? — нахмурился атаман.
— Я?.. — монах так и застыл с открытым ртом. — Я?.. Я ключник монастырский, — ежась под его тяжелым взглядом, наконец выдавил он из себя.
— А! — едко усмехнулся Гордей. — Тогда понятно. Говоришь, ничего не осталось?
— Видит Бог, ничего, добрый человек, — замотал головой старый монах.
— Поглядим сами! Клепа, Ивашко, Рудак, со мной пойдете!
Оттолкнув монаха, стоявшего у них на пути, лесовики направились к монастырской трапезной. Едва они успели подняться на крыльцо, как к старому ключнику подскочил Епишка. Схватил его за ворот выцветшей черно-бурой рясы, рывком повалил на землю и стал трясти, исступленно выкрикивая:
— Брешешь, пес жадный! Показывай, где припас спрятал! Показывай, не то удавлю!..
Короткими толстыми пальцами ключник судорожно пытался разжать руки разбойника. Но тот был сильнее. Монах хрипел, задыхался, лицо его посинело…
Появившийся в дверях монастырской трапезной Гордей, завидев, что происходит, быстро подошел к рябому.
— Будет, Епишка! И впрямь удушишь его. Кто тогда тайник покажет? Не нашли мы ничего.
Но тот не унимался, перестав душить монаха, придумал ему новую муку — схватив за ноги, стал волочить по двору.
И тут из толпы неожиданно выскочила немолодая баба в зеленой линялой поневе и черном платке на голове. Подбежав к Епишке, содрала с него боярскую шапку и вцепилась в копну нечесаных волос.
— Аспид рябой! Мало тебе все?! Сколько люду извел, душегуб! Намедни поганых привел, а ныне Божьего праведника отца Евлампия погубить умыслил! — пронзительно выкрикивала женщина, пытаясь оттащить разбойника от монаха.
Епишка взвыл от боли, завопил:
— Ведьма!.. — Отпустил ключника и, словно одержимый, замотал головой. Но баба не отпускала, и рябой продолжал истошно вскрикивать: — Господи спаси! Помоги, Господи!..
Вид разъяренной женщины был и впрямь грозен. Платок сполз ей на плечи, обнажив длинные, с сединой черные волосы, глаза налились кровью.
Лесовики, вспомнив Митрошкины россказни о нечистой силе, водившейся в здешних краях, заволновались. Стали торопливо креститься и попятились к выходу со двора. Но швец, должно, забыл о леших и ведьмах, приплясывая, потешался над Епишкой…
— Вот как баба рябого щипет, чисто кречет наседку, аж перо летит! — подначивал он лесовика, с его плутоватого лица не сходила ехидная ухмылка.
Озадаченные ватажники остановились: Митрошка, которого они считали первым трусом, не боится?!.
И они тоже стали подзадоривать рябого…
Услыхав насмешки, разбойник выхватил из-за пояса нож. Стоявший в отдалении Федор метнулся к нему, но не успел. Вскрикнув, женщина упала навзничь на пожелтевшую траву, в руке у нее был зажат клок волос рябого. И тотчас на монастырском дворе наступила такая тишина, что стало слышно, как где-то в лесу стучит по дереву дятел. Епишка, морщась от боли, осторожно пригладил распатланную голову. Затем склонился над убитой, рывком вытащил из тела нож и вытер его о ее зеленую линялую поневу.
Со спины к нему неслышно подошел атаман, схватил за ворот, повернул к себе.
— Зачем бабу сгубил? А?! — рявкнул он и, не ожидая ответа, наотмашь ударил рябого кулаком по лицу. Тот отлетел на добрую сажень и, не удержавшись на ногах, распластался на земле у монастырской ограды. Ватажники осуждающе зароптали, кто-то громко обругал атамана по-черному. На миг Гордей усомнился: верно ли учинил?.. На его строгом лице даже мелькнуло беспокойство, но ненадолго…
За эти дни он столько насмотрелся. Разор… Пепелища… Дети, пригвожденные стрелами… Растерзанные женщины… Обгоревшие тела стариков, запертых в собственных избах… И делалось все это без нужды и смысла. Так сытый волк режет стадо, чтобы натешить свою злобную натуру. Лесовики тоже убивали, сводили счеты с лихоимцами из великих людей и их тиунов, что без совести грабили крестьян, измывались над ними. Бывало, не раз губили купцов, что слишком яро держались за свое добро и пытались отбиться от ватаги оружием. Проливали кровь острожников, когда те нападали на них…
Но сейчас!.. Гордей никому не признался бы в этом: ему было жаль храброй бабы. Вспомнил, как рябой вытер кровь с ножа о старенькую, латаную одежду убитой, и его лицо снова вспыхнуло от гнева. Он больше не сомневался. Уверенным взглядом обвел ватагу. Одни опускали головы, другие, хмурясь, отворачивались, но большинство — он видел это — были на его стороне.
Епишка продолжал лежать у монастырской стены! К нему подошел Митька Корень, хотел помочь подняться, но рябой оттолкнул приятеля, встал сам. Из разбитого носа, пачкая жидкую темно-русую бороденку, текла кровь, капала на дорогой парчовый кафтан. Увидел лежащий неподалеку свой нож, схватил его и, бесновато вытаращив глаза, вдруг двинулся на атамана. Тот положил руку на меч и спокойно ждал. Но Епишка схитрил. Не дойдя несколько шагов до Гордея, высоко подпрыгнул и, нацелившись в глаз тому, резко взмахнул ножом. Атаман не успел бы увернуться, но, к счастью, дубинка Митрошки, который, как обычно, был рядом, на миг опередила руку рябого. Взвыв от боли, Епишка схватился за ушибленную кисть и отскочил в сторону.
И тут началось!..
Корень с дружками рябого набросились на Гордея. Атаман успел вырвать меч и не подпускал их, а Митрошка растерялся, неуклюже махая дубинкой, жался к нему.
Федор первым оказался рядом. Выхватив у швеца дубинку, раскрутил ее над головой, разъяренным медведем навалился на приятелей Епишки. Те попятились, но один не успел увернуться — удар пришелся ему по плечу, хрустнули кости, и он с воплем повалился на землю. Теперь в драку ввязались остальные. Замелькали мечи, ножи, топоры, ослопы. Сторонников атамана было больше. Клепа, схватившись врукопашную с Епишкой, у которого была зашиблена рука, быстро подмял его и связал. Другие сподвижники рябого бросили оружие.
Двор был почти пуст: большинство монахов и крестьян сбежало. Остались только слепой гусляр с мальчиком-поводырем, несколько монастырских старцев да ключник, что, тяжело дыша, продолжал сидеть возле убитой бабы.
По знаку атамана лесовики подвели к нему Епишку, руки его были заломлены назад и туго связаны веревкой. С перекошенным от боли в руке лицом стоял он перед Гордеем, злой и непримиримый, ненавидяще сверлил его колючими глазами.
— Что сычом глядишь? Аль напугать хочешь? — презрительно усмехнулся вожак.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
