Китаец обнимает ее:
— Так значит ты выглядишь, как нищенка?
Молчание.
— Такой брильянт дорого стоит? — спрашивает она.
— Очень.
— Очень-очень или просто очень?
— Не знаю.
Они смотрят на заморское кольцо. Потом китаец говорит:
— Оно стоит, возможно, десятки тысяч пиастров… Мне известно только то, что это брильянт моей матери. Он был ее приданым. Отец оправил его для меня уже после ее смерти у известного парижского ювелира. Этот ювелир сам приезжал за брильянтом в Маньчжурию. И потом снова приехал отдать нам готовое кольцо.
— Вот это да, — восхищается она.
Он не отвечает, отпускает ее. Он любит ее. Она вдруг начинает смеяться, громко.
— И ведь правда, — говорит она, — брильянт не пошлешь в малюсенькой почтовой посылке…
Она смеется. Прямо заходится от смеха. Говорит, что представляет себе, как брильянт путешествует в одиночестве в огромном бронированном грузовике. Брильянт вообще нельзя перевозить, заявляет она, потому что даже если он «огромен», он все равно слишком мал — смеется она — в лучшем случае величиной с горошину.
Когда она смеется, он всегда чувствует себя счастливым. «Моя дочь смешлива, я была такой же в ее возрасте», — говорит мать.
— Я знаю, что ты не сразу заметила этот брильянт, — говорит он.
— Нет, я уведела его почти сразу, но отдельно от тебя. Я не могла его не заметить. Я все же знала, что такое брильянт. Я даже понюхала его: мне показалось, что от него пахнет так же приятно, как от тебя… опиумом, шелком, одеколоном. Про себя я совсем не подумала, в том смысле, что я могу смогу носить его. Мне кажется, люди рождаются бедными. Даже если в один прекрасный день я разбогатею, я все равно всегда буду думать, как нищенка, и тело, и лицо у меня не изменятся, всю жизнь я буду выглядеть, как нищенка. И мать тоже. Она так похожа на нищенку, что это просто ужасно.
Он так не считает. Для него ее мать похожа на крестьянку и очень красива.
Она опять очень пристально смотрит на него.
— Вот ты, ты похож на богача, — говорит она. — А как выглядит твоя невеста?
— Обычно. Похожа на богатую. Как и я.
Девочка берет его руку, ту, на которой брильянтовое кольцо. Смотрит на кольцо, на брильянт. Опускает глаза. Он, он смотрит на нее.
— Повтори то, что ты мне только что сказала, — просит он.
Она повторяет:
— Меня потянуло к тебе сразу же и очень сильно. Это правда.
— Также сильно, как тебя тянет к младшему брату…
Она думает:
— Как тебе это объяснить… мой младший брат, он как бы мой ребенок…
— Твой младший брат ни разу не овладел тобой…
— Нет. Я сама все делала руками.
Они так и сидят, обнявшись. Он говорит совсем тихо, что любит ее младшего, брата, любит по-настоящему.
Они зажигают ароматические палочки. Поют. Разговаривают. Девочка ласкает тело своего любовника.
— У тебя тоже кожа совсем шелковистая, — говорит она.
— Как у твоего младшего брата.
— Да, и у него, у нас у всех троих такая кожа.
Ночи становятся изнурительными. Жара нестерпима. Люди ложатся спать на берегах водоемов. Вдалеке виднеются набережные транспортной конторы. Китаец с девочкой тоже там бывают. Иногда китаец сам садится за руль. Тогда шофер и девочка очень пугаются.
Китаец удерживает девочку возле себя, везде, всегда.
— Я тебя люблю так, как если бы ты была моей дочерью, — говорит он.
Комната китайца. Девочка объявляет китайцу, что мать получила разрешение на репатриацию старшего сына.
— И когда это произойдет?
— Очень скоро. Точнее я сказать не могу.
— Мне говорил отец, что твой брат на листе отъезжающих.
— Твой отец знает все…
— Да. И то, что вас касается, он тоже знает.
— Действительно все?
— Да.
— А как у него это получается?
— Он платит. Покупает. Даже когда это совершенно не нужно, он вытаскивает кошелек… это доходит до смешного…
— А по-моему это просто противно…
— Конечно. Но мне наплевать… По-другому он не может. У него в голове одни пиастры.
Девочка плачет. Он берет ее лицо в свои руки. Она дрожит. Говорит:
Все-таки, наверно, я переспала с тобой, чтобы ты дал мне денег, даже если я про это совсем не думала.
Он еще теснее прижимает ее к себе. Ему опять становится страшно. Он говорит:
— Я должен кое-что тебе сказать… это немного трудно сказать… я дам тебе денег для твоей матери…От моего отца. Она предупреждена.
Девочка, словно, не услышала, что он ей сказал. Потом она вдруг резко освобождается от его объятий: до нее наконец дошло, что китаец был у ее матери.
— Это невозможно, моя мать даже не знает, что вы существуете, — кричит она.
Этот переход на «вы» звучит очень грубо. Он не отвечает.
Внезапно ее охватывает сомнение, глаза наполняются слезами. Она смотрит на него, как на преступника:
— Вы наводили справки о моей семье!
— Китаец не сдается:
— Да, я ездил в Садек, чтобы повидаться с твоей матерью по просьбе моего отца. Чтобы поговорить с ней. Чтобы понять, насколько бедна ваша семья.
Он смотрит на нее грустным взглядом, полным любви к ней:
— У вас и правда больше ничего нет. Единственно, что они могли бы еще продать, это тебя. Но нет покупателя. Твой старший брат написал моему отцу. Твоя мать хотела встретиться со мной. Отец попросил меня повидаться с ней. Я видел ее.
Девочка вскидывается. Еще больше удаляется от него: он становится для нее человеком, который видел мать в ее нищенском состоянии, в позоре и несчастье.
— Да как вы посмели… — кричит она.
Китаец говорит осторожно, очень ласково:
— Твоя мать знает все, знает даже, как все у нас началось. Сначала она была в ужасе, что ее дочь может выйти за китайца. Потом она уже хотела, чтобы это случилось. Мы долго разговаривали. Главное, я хотел, чтобы она не надеялась. Не надеялась, что я женюсь на тебе. Чтобы она отказалась от этой надежды раз и навсегда. Я напомнил ей о китайских законах. Рассказал об отце, который предпочел бы, чтобы я умер, только бы не нарушать закон.
Девочка плачет. Она снова перешла на «ты»:
— Я бы могла сказать ей, что это я не хочу выходить за тебя замуж… ни за что… ни за какие деньги…, что мне плевать на этот брак… и вообще на все… тогда бы она не была так унижена.
