— Да как же не были? Ты хомячка выпрашивал…
— Знаешь, что? — Толик приостановился и топнул ногой. — Если желаешь знать, я вообще никогда никаких хомячков не видал!
Мамкин не сразу поняла, что он такое говорит. Секундой позже она решила, что сейчас потеряет сознание. Упадет без чувств, а Толик будет крутиться рядом. Прохожие будут бить ее по щекам, расстегнут сумку, вынут паспорт… Она вспомнила, что паспорт остался дома.
— Толик, подожди. Сейчас мы туда сходим. Скажи мне сначала: где мы живем?
— Адрес, что ли? — с грубоватой пренебрежительностью уточнил Толик.
— Да. Адрес. Улицу, дом, квартиру.
Толик назвал, и Мамкин стало немного легче.
Но тут она встрепенулась снова:
— А почему ты шепелявишь?
— Потому что я не умею говорить «сэ»!
— Как же не умеешь? Тебя научили, ты все выговаривал правильно!
— Ничему меня не учили! — Здесь Толик расплакался. — Я хочу посмотреть хомячка! Что ты ко мне пристаешь со своими дурацкими вопросами!
Он шепелявил безбожно, что твой англичанин.
Мамкин прислушалась. Помимо «с», пропало недавно поставленное «ш».
"Что же это такое?" — подумала она, безучастно спускаясь в подвальчик.
В вонючей клетке суетились белые и рыжие хомячки, их было штук десять-двенадцать.
— Купи! — потребовал Толик, заранее уверенный в отказе и потому сверх меры хамоватый.
— У меня нет денег, — сказала Мамкин. — В другой раз.
— Тогда рыбок.
— Пойдем отсюда. У нас нет аквариума.
— Ну и что! Я посажу их в банку!
— А ну, шагай! — Мамкин забылась и рявкнула.
Толик в ярости пнул какую-то приступочку.
— Пойдем, сынулечка, — Мамкин потянула его наверх. — Поиграем в песочек. Нам ведь вчера привезли песочек. В песочницу. Самосвал. Дядя приехал и насыпал.
— Нет! Там нет песочка!
Там был песочек. Мамкин беспомощно прислонилась к стене. Она с ужасом смотрела на Толика, но видела одних хомячков.
5
— Нам очень нужно вас увидеть! — кричала Мамкин в трубку.
Папкин кружил по кухне, сжимая в зубах потухшую папиросу.
— Пап! — позвали из комнаты. — Пап, иди сюда! У меня тут что-то не получается!
— Успокойтесь, — сдержанно ответил методист.
— Что случилось?
— Он все забывает! Одно вылечили, а другое сделали!
— Я не лечу… — затянул свою песню упрямый методист. — Я — фаси…
— Верните, как было!
— Я не могу. Вернуть. И разговаривать. Извините, но я переезжаю. Ваш телефон у меня есть, я с вами свяжусь.
— Подождите, подождите…
Папкин остановился:
— Дай я!
— Он отключился, — Мамкин села на табурет. — Он умывает руки.
— Ну, пап! — Толик перешел на визг. — Па-а-а-а-ап! Па-а-а-а-ап!..
— Господи, иду, — Папкин быстро вышел из кухни. Мамкин сидела, как изваяние.
Толик встретил Папкина с коробкой в руках. Детали конструктора были свалены в кучу, на полу накренилось жалкое, недостроенное сооружение.
Папкин присел на корточки:
— Что, никак?
— Ну, да. Помоги.
— Давай, — Папкин вздохнул, уселся на пол и запустил руку в коробку. Вскоре он увлекся. Толик отошел от дел и придирчиво следил за строительством.
Папкин ставил крышу, когда Мамкин снялась с табурета и присоединилась к ним.
Она, конечно, сразу усмотрела неправильность, на которую Папкин по мужскому недомыслию не обратил внимания. Но к конструктору это не имело никакого отношения.
— А что это у тебя за тапки? — спросила она подозрительно. — Где ты их откопал?
— В кладовке, — объяснил Толик с досадой. — Нельзя, что ли?
— Да можно. Но они же тебе давно малы!
— А вот и нет! — Толик с торжеством покрутил ногой. — В самый раз.
Старые, драные тапки пришлись ему впору.
— Сынуля, пойдем-ка со мной, — Мамкин взяла Толика за руку. — На минуточку.
— Пап, ты не напорти! — предупредил Толик и вышел с ней в коридор.
Мамкин поставила его к косяку.
— Измеряться будем? — спросил Толик.
— Да. Мы давно не измерялись.
Но никакие измерения не понадобились. И так было видно, что Толик уменьшился на добрых три-четыре сантиметра.
А ночью надул в постель. В последний раз он описался полтора года назад.
6
— Анализы у него в порядке, — сказали в поликлинике. И в умном институте. — Зачем вы так нервничаете? В прошлый раз, когда вы его измеряли, он схитрил, встал на цыпочки.
— Он, конечно, немного отстает в развитии, — добавили там же. — Но он нагонит. Такое случается.
7
Мамкин перебирала фотографии.
— Вот, — она сунула Папкину снимок. — Вот второй. Вот третий.
— Да, — сказал Папкин, всмотревшись. Снимки были сделаны, когда Толику исполнилось три года. Но сегодняшний Толик ничем не отличался от тогдашнего.
— Свин, — позвал сына убитый Папкин. — Посмотри сюда. Узнаешь?
— Узнаю, — Свин радостно заулыбался. — Это мы на горке. А это я где?
— За городом.
— За каким загородом?
— Покажи мне рот, — потребовала Мамкин.
Толик повиновался и даже высунул язык:
— Э-э-э-э!
— Язык убери. Ты видишь?
— Что там? — с горьким спокойствием спросил Папкин.
— Зуб на месте. Тот, который выпал. Он снова тут.
— Не бойся, сынуля, — встрепенулась Мамкин. — Мы не пойдем к зубному доктору.
— А почему? — в вопросе Толика не было ни страха, ни облегчения.
К зубному врачу он впервые попал в возрасте четырех лет. Непонятности с зубами уже не связывались в его сознании с креслами, сверлами и клещами.
Мамкин смахнула фотографии в коробку, встала и потянула Папкина за рукав.
— На пару слов. Папкин тоже встал и чуть качнулся. От него разило, как от канистры со спиртом.
— Хоть двадцать две пары.
— Возьми себя в руки, — Мамкин вывела его в коридор. — Как по-твоему, чем это все закончится?
— Он исчезнет, — Папкин трагически осклабился. — Его утащит красная рука.
— Я это понимаю. Как он исчезнет?
