— Да, это вполне реально, — задумчиво промолвил Уиллард.
— А пока я займусь Райаном вплотную и попробую выжать из него все, что возможно, — пообещала Мередит. — Если же потерплю неудачу, то мы, по крайней мере, ничего не потеряем.
— Ладно, договорились, — махнул рукой Уиллард. — Действуй.
— Постараюсь, босс, — улыбнулась Мередит.
Том Райан снова наполнил свой стакан. Затем, заметив, что бутылка опустела, сунул её в мусорную корзинку под столом. Пройдя к бару, он распахнул дверцы и с неудовольствием убедился, что обе бутылки, стоявшие там, тоже пусты. Тогда он проверил винный шкафчик, но и в нем было хоть шаром покати. А ведь поставку из винной лавки делали всего на прошлой неделе. Чертова экономка — наверняка это её рук дело! И не в первый раз. Вечно ноет и упрекает его, что он слишком много пьет. Райан понимал, что мексиканка и в самом деле печется о его здоровье, однако сейчас был страшно зол на нее.
Он посмотрел на живописное полотно над камином. Даже сейчас, по прошествии двадцати пяти с лишним лет, при одном взгляде на портрет у него сжималось сердце. До сих пор он не мог смириться с этой потерей. Вновь и вновь задавал себе вопрос: как могло случиться такое? За что? Ведь они были так счастливы вместе. У них было все, о чем только можно мечтать: замечательная семейная жизнь, чудесный ребенок, прекрасно складывавшиеся карьеры, успех и признание. Будущее рисовалось в самых розовых тонах. И вдруг, в один кошмарный день все это рухнуло. Дэвид погиб, Лиз умерла, да и сам Том Райан мечтал о смерти.
Он долго разглядывал полотно, вспоминая день, когда оно было завершено. Дэвид, очень подвижный мальчуган, типичный четырехлетка, который до сих пор нетерпеливо ерзал во время каждого сеанса, не будучи в состоянии высидеть и нескольких минут, в последний день вел себя непривычно тихо. За весь сеанс практически ни разу не шевельнулся. Лиз даже похвалила его, назвав ангелочком. Возможно, только благодаря этому художнику удалось передать подлинный дух его семьи: Лиз с ребенком на руках. И как звонко смеялась потом Лиз, назвав это добрым предзнаменованием. Ее смех, задорный, серебристый и заразительный… Господи, как же Райану его недоставало! Он бы, казалось, все сейчас отдал, лишь бы снова услышать его. Он прекрасно помнил, насколько счастливой выглядела Лиз в тот самый день. Она только что узнала, что ей дали роль, о которой мечтали все голливудские актрисы, и за которую — Лиз была в этом свято уверена — она наверняка получит Оскара. В 1948 году, завершая карьеру, она заявила репортерам, что больше не собирается сниматься, поскольку никто её всерьез не воспринимает, хотя сама она прекрасно понимает, чего стоит. Ей надоело служить секс-символом. Однако новая картина, Лиз это предвидела, должна была все это изменить. Она была просто обречена на успех. И вот тогда все бы заговорили о том, что Элизабет Уэлдон и впрямь — звезда первой величины.
Как она загорелась новой ролью! Утром перед самым отлетом в Европу она поделилась своими надеждами с репортерами, сказав, что впервые за всю профессиональную карьеру ей выпала такая удача. Вспоминая её прощальное интервью, Райан почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы. Пророчество Лиз сбылось. Картину и в самом деле ждал подлинный триумф, а саму Элизабет Уэлдон-Райан нарекли потом не просто блестящей, но гениальной актрисой. И удостоили Оскара. Посмертно. Увы, цена которую она — да и вся их семья — заплатила за это признание, оказалась непомерна велика: оно стоило жизни их ребенку и положило конец счастливой семейной жизни. Господи, если бы можно было хоть как-то предвосхитить этот кошмар! Повернуть время вспять…
Райан снова взглянул на портрет полными слез глазами. Вот он этот Оскар, на камине стоит! Глядя на золотую статуэтку, Райан вдруг испытал приступ безумной, почти животной ярости. Он едва сдержался, чтобы не выбросить проклятую фигурку в окно. Проклятье, и зачем он только согласился на интервью с Мередит Кортни? Ее вопросы вновь пробудили в нем горестные воспоминания, которые он безуспешно пытался похоронить вот уже без малого двадцать шесть лет.
После некоторого раздумья он снял телефонную трубку и набрал знакомый номер представительства авиакомпании «Свисс-эйр» в Лос-Анджелесе, номер, который набирал за эти годы столько раз, что давно заучил наизусть.
— Я бы хотел забронировать одно место на Лозанну… Да… Сегодня вечером? Что ж, очень хорошо…
— Сегодня мы должны кое-что отметить, — сказала Мередит, когда Ник позвонил ей днем на работу. — Только что я говорила с Чаком Уиллардом по поводу программы с Райаном, и он дал мне карт-бланш.
— Отлично, малышка, — сказал Ник. — Очень рад за тебя. Между прочим, у меня тоже есть хорошие новости, так что у нас будет ещё один повод для торжества.
— Да ну? — изумилась Мередит. — И что это за повод? Не томи душу, Холлидей — выкладывай!
— Только утром узнал — Академия выдвинула «Воспоминания» на соискание номинации «Лучшая картина года». А твоего покорного слугу выдвигают в номинации «Лучший режиссер». — Голос Ника дрогнул от радостного волнения.
— Ой, как здорово! — Мередит не удержалась и захлопала в ладоши. — Но только признайся честно — ты ведь рассчитывал, что тебя выдвинут, да?
— Я не был в этом уверен, — признался он. — Мне и самому казалось, что картина удалась, но ведь не секрет, что Академия частенько руководствуется в своих решениях политическими соображениями, а качество работы отходит на второй план. Если не веришь — вспомни, кто побеждал в последних случаях.
— Может, это и так, — согласилась Мередит, — но вот ты и в самом деле заслужил эти Оскары. И я, между прочим, заявляю это абсолютно непредвзято, а вовсе не как по уши влюбленная в тебя женщина. «Воспоминания» и правда — блестящий фильм!
— Будем надеяться, что Академия с тобой согласится, — вздохнул Ник. — Ну что, где устроим сабантуй?
— Ой, не знаю даже, — засуетилась Мередит. — Как насчет одного маленького и уютного местечка с итальянской кухней в Глендейле?
— Ты имеешь в виду «Анжелино»? — рассмеялся Холлидей. — Да, давненько мы туда не заглядывали.
— Не то слово, — мечтательно вздохнула Мередит. — Ну так что, Ник, договорились?
— Конечно, — ответил он. — Это место для меня очень дорого. Хотя я и не предполагал, что ты такая сентиментальная.
Мередит чуть помолчала, затем спросила:
— А как бы отнесся к тому, пригласи я с нами за компанию Тома Райана? Похоже, не будь его, у нас обоих не было бы сегодня повода для торжества.
— Что ж, если хочешь, то я — не против, — ответил Ник; без особого, впрочем, восторга в голосе.
— Похоже, тебя не слишком обрадовало мое предложение.
— Да, я просто уже размечтался о том, что мы с тобой посидим вдвоем.
Мередит звонко рассмеялась.
— Обещаю тебе по возвращении домой продолжить вечеринку уже в самой интимной обстановке. Там уж нам никто не помешает. Ну, что скажешь? Я могу позвонить Тому?
