Стараясь говорить спокойно, я объяснил ему, что он рискует ступить на зыбкую почву. Первой леди не понравится, если я зачислю кого-нибудь из ее друзей в список «нежелательных» гостей Белого дома.
Президент вздохнул.
– Трудно с ней в последнее время.
– У нее много работы. Особенно много было в последнюю неделю.
– Герб, у всех в последнюю неделю было много работы. Не вижу, что такого, черт подери, изнурительного в чаевничанье с женами конгрессменов, или это такой изнурительный труд – накормить их сэндвичами с огурцами?
Он слишком много себе позволил. Меня, ладно, пусть обижает, но разрешить ему таким образом говорить о первой леди я не мог.
– Теперь вы послушайте меня, – прошипел я. – К вашему сведению, за предыдущую неделю она произнесла три речи в трех разных штатах, побывала в двух медицинских центрах, кстати, в одном инфекционном. А кроме того, принимала чудовищных жен чудовищных мужей, чтобы те голосовали за ваши чудовищные программы. Надо же, сэндвичи с огурцами!
Я был в ярости.
Пауза длилась довольно долго.
– Вы сошли с ума? – спросил он.
– Нет, просто объяснил вам, как обстоят дела в Восточном крыле.
– Я – президент Соединенных Штатов Америки, – с болью произнес он, и эта боль была настоящей.
– Вы, господин президент, стали дерьмом, чего очень боялись когда-то.
– Вадлоу, вы уволены! Уволены! Немедленно! Вам понятно?
По протоколу Белого дома, служащий обязан немедленно подать прошение об отставке, едва ему сообщают об увольнении. (Лишь мелкую сошку увольняют без письменного заявления.) Я подал прошение, но не мог солгать миссис Такер, так что пришлось рассказать ей, как меня уволили.
– Черта с два вас уволили.
Я сказал ей, что все правильно, ведь я перешел границы дозволенного. Мне и самому было немного стыдно за свою несдержанность.
– Ему это полезно. – Первая леди была особенно красива, когда готовилась объявить войну. К моему несказанному ужасу, она взяла трубку и заговорила нежным голосом: – Пожалуйста, позовите к телефону мистера Такера.
Он взял трубку, и она прощебетала:
– Мой управляющий делами только что сообщил мне, что подал в отставку. – Она подмигнула мне и улыбнулась, а я весь покрылся холодным потом. – Он сказал, что по семейным обстоятельствам. Хм. Я не верю ему. Думаю, это твои отвратительные происки. Хм. Но я еще не закончила. Мне очень нравится Герб, и он по-настоящему заботится обо мне и о твоем сыне. О твоем сыне Томасе – может быть, ты еще не успел забыть его с прошлых выборов? Итак, я решила, если ты не уговоришь Герба остаться, я объявляю забастовку.
Она наслаждалась своей игрой. Спектакль был отменный – в духе Грейс Келли: тихий голос, легкое недоумение, абсолютное владение собой и ситуацией.
– Я скажу тебе, что это значит, – выслушав его, вновь заговорила она. – Это значит, что я поеду в Нью-Йорк. Сегодня. Мне придется кое-что отменить.
Пауза.
– Дорогой, ты ведь совсем рядом. Я отлично слышу тебя, так что не надо кричать.
Пауза.
– Ты прав, мне наплевать на министра иностранных дел Никарагуа, если говорить честно. Я попрошу Энни Рейгелат заменить меня.
Пауза.
– Передаю все в твои сильные умелые руки. Я буду в отеле «Шерри Нидерланд». А ты пока уговори Герба. Особенно не спеши – в Нью-Йорке я отлично себя чувствую. Кажется, агентам службы безопасности там тоже нравится. Может быть, я попрошу Джерри присоединиться ко мне, он ждет не дождется начала съемок. Ариэля Шарона будет играть Джеки Глисон. До свидания, дорогой.
Не успел я вернуться в свой кабинет, как миссис Метц, моя новая секретарша, сообщила, что я срочно понадобился Ллеланду. Знаю, было нехорошо с моей стороны, но я не мог отказать себе в удовольствии помучить его несколько минут.
– Президент очень и очень расстроен, – произнес Ллеланд тоном врача, разговаривающего с родственниками больного. – Он не хочет допустить ложного шага.
Ллеланд говорил еще долго, подробно рассказывая мне о серьезности сложившегося положения. Должен признаться, мне это нравилось.
– Бэмфорд, старина, – сказал я, прекрасно осознавая, как ему действует на нервы такая фамильярность, – совершенно согласен с вами. Отношения президента и первой леди не совсем такие на сегодняшний момент, какими им должно быть. Я полагаю, надо будет внушить моему преемнику, что это его приоритетная задача. Однако не могу не сказать, как я благодарен вам за то, что вы сделали меня «предметом президентских размышлений».
Господи, как же мне было приятно – Ллеланд всегда пудрил людям мозги, говоря, что хочет сделать их «предметом президентских размышлений». Неожиданно, в первый раз за много месяцев, я вдруг осознал, что у меня отличное настроение, и позвонил миссис Метц.
– Миссис Метц, диктую прошение об отставке, – сказал я, кладя ноги на стол.
– Мистер Вадлоу, – произнесла она с легким гамбургским акцентом.
Миссис Метц оказалась отличным профессионалом и умела правильно себя вести. Мы понимали друг друга.
– Бояться нечего, бояться нечего.
Меня охватило такое возбуждение, что я не мог усидеть на месте. Вот уж не ожидал от себя такого.
Я как раз задумался над вторым параграфом, когда зазвонил телефон. Трубку взяла миссис Метц.
– Это он, – сказала она, потрясенная тем, как разворачиваются события.
– Ага. Сейчас.
– Герб! – президент был само благодушие. – Что там за чепуха насчет вашей отставки?
Я сказал, мол, поскольку уже уволен, то, соблюдая протокол, пишу прошение об отставке.
– Не знаю, что на меня нашло, – проговорил президент с вымученным смешком. – Но вы ведь хорошо меня знаете, как же вы могли принять это всерьез? Ха! В свое время я вынужден был переселить вас туда…
– Да. Выгнать.
– Ха! – Он кашлянул. – Герб, вы были нужны мне тут. Правда, я не хотел, чтобы вы уходили из Западного крыла. У вас настоящее… чутье. Это Джесси захотела, чтобы вы были с нею, ну и… – Он попытался представить дело так, будто мы как мужчины должны смиряться, потому что спорить с женщинами бессмысленно. – Всякая власть имеет свои пределы. Ха.
– Хм.
Именно этот звук несколько раз издала его жена во время телефонного разговора. Кажется, он испугался.
– Прошу прощения?
– У меня болит горло, господин президент.
– А… – неуверенно протянул он. – Хотите, я пришлю мистера Арнольда? Пускай поглядит. – Его переполняла забота о моем здоровье. И тут он закашлялся. – Простудился, – сказал он между двумя приступами кашля.
– Понятно. Вам надо себя беречь.
