Свисавшая с потолка лампочка без абажура осветила мастерскую скульптора. На стеллажах, тянувшихся вдоль стен, лежали восковые и гипсовые слепки, просторный стол был завален рисунками. Кажется, здесь можно было расслабиться. Подумав так, я бросила случайный взгляд на подоконник и едва сдержала испуганное восклицание. Стук исходил не от свихнувшегося метронома, по дереву действительно барабанили человеческие пальцы… Но самым страшным было то, что они существовали сами по себе – закрепленная на тяжелом штативе ладонь правой руки выбивала нескончаемую дробь, не замолкая ни на секунду.
Задерживаться в таком жутком месте не следовало. Я уже собиралась выйти из комнаты, когда услышала еще один звук – тихий и приглушенный, немного похожий на стон. В дальнем углу, под большим куском блестящей пленки слабо шевелилось нечто. После знакомства с выбивавшей чечетку рукой меня не тянуло на новые открытия. Кто знает, что я увижу, отодвинув пленку? Может быть, все остальное?
— Эй, кто здесь? – на всякий случай спросила я. – Вы меня слышите?
Пленка зашуршала, и от этого отвратительного звука по телу побежали мурашки. Рука застучала еще быстрее. Мне нетерпелось сходить за Ниной, но потом я устыдилась собственной нерешительности. Мы обе были Охотницами, на нас лежала одинаковая ответственность, почему же я собиралась перекладывать свои проблемы на Сестру? Тогда надо было терпеливо дожидаться ее возвращения, а не идти в разведку одной. На секунду зажмурившись, я решительно сдернула пленку…
— Ты?
На полу лежала обмотанная с ног до головы скотчем Аннушка. Она не могла говорить, только хлопала своими огромными, обрамленными рыжеватыми ресницами глазами. Я принялась «распаковывать» девчонку, гадая, почему она не использовала свою необычную силу против Художника. После того, что Аннушка вытворила в отеле, я не сомневалась, что она запросто может разрушить целый дом или хотя бы выбить в нем все стекла.
— Яна, меня похитили… – прошептала она, сорвав залеплявший рот скотч. – Похитили…
— А остальные?
— Я не знаю, что с ними.
— Вот вы где, — в комнату заглянула Сестра. – Я же просила тебя оставаться на месте, Яна.
— Так получилось. Ты узнала, кто вошел в музей?
— Уборщица. Художника здесь нет, это точно, и его пленников за исключением… Как тебя зовут? – спросила она у блондиночки.
— Аня. Аннушка.
— Нина. Нам надо убираться отсюда, как можно быстрее, мы и так потратили слишком много времени.
* * *
Мы сидели в маленьком дворике, под огромным, старым деревом и слушали рассказ немного пришедшей в себя Аннушки:
— Все началось с твоего исчезновения, Яна. Наталья Борисовна разозлилась, что ты снова опаздываешь на экскурсию, заглянула в номер, но никого там не обнаружила. Она начала спрашивать ребят, выясняя, знают ли они о твоих планах, а потом куда–то пошла, велев всем оставаться на своих местах. Я вернулась к себе, и тут в дверь постучали… Потом я очнулась здесь.
— Вот, полюбуйся… — Нина протянула газету. – Художник похитил всех.
— Этот мужчина – сумасшедший! Он долго–долго рассматривал мое лицо, после чего заключил, что я идеально подхожу для композиции «Маньяк и его жертва». Ему хотелось сделать из меня куклу! Честное слово! Он несколько раз повторил: «Я делаю мертвое живым, а живое – мертвым».
— О том, что он намерен делать с остальными, Художник не сообщил?
— Нет, Нина.
— Возвращайся в гостиницу, но никому не говори, что видела нас и о том, кто тебя похитил. Полиция все испортит. Притворись, будто ничего не помнишь – частичная амнезия, сейчас это модно.
— Возьмите меня с собой, Сестры!
— Что?! – в один голос переспросили мы с Ниной.
Разгадка осведомленности Аннушки оказалась простой – она подобрала лежавший на полу моего номера дневник и прочла все, что там было написано. Нина пронзила меня гневным взглядом, но промолчала, а Аннушка, со слезами в голосе произнесла настоящий монолог:
— Возьмите меня с собой, пожалуйста! Я всю жизнь слушалась родителей, три раза в день чистила зубы, получала в школе одни «пятерки» и никогда не снимала в мороз шапку, даже если этого не видел никто из взрослых! Тетушка учила меня хорошим манерам и правилам поведения в обществе. Я была самым настоящим идеальным ребенком, мечтой родителей. На день рождения, мне устроили эту поездку в Румынию. И она действительно может стать для меня настоящим подарком, если только, вы возьмете меня с собой, Сестры–охотницы. В самой глубине души я всегда мечтала стать такой же крутой и бесстрашной, как вы. Мне так хочется настоящих приключений!
— Мы сейчас, — Нина подхватила меня под локоть и отвела в дальний конец дворика. – Зачем ты вела дневник?!
— Для следующей жизни. Ты же сама знаешь, что память возвращается ко мне медленно. А так – прочел и никаких сомнений.
— И на каком же он был языке? На русском? В прошлой жизни мы уже обсуждали эти проблемы. Ты совершенно не способна к конспирации! Идея вести дневник приходила к тебе и раньше, но мы договорились, что ты будешь вести его на нашем родном языке. Фракийский язык забыт, сделанные на нем надписи не могут расшифровать по сей день, вот и пользовалась бы…
— Прости. Но я пока не вспомнила тот разговор.
Сестра показала мне кулак, возбужденно прошлась по дворику:
— И что теперь делать с этой белобрысой?
— Для начала – не злить. От обиды она одним взглядом может проломить стену.
— Мило.
— Но дело даже не в этом – Аннушка не сможет сохранить нашу тайну, всем все разболтает. Пусть едет с нами.
— Ты думаешь, что говоришь?! – Сестра чувствительно тряхнула меня за плечи, но потом неожиданно смягчилась. – Ладно, чем черт не шутит. Возьмем ее с собой.
* * *
Расстояние между Сигишоарой и Орэштие проще всего было преодолеть на поезде. Нина предполагала, что на пути нас могут ждать подготовленные Художником сюрпризы, но все же решила рискнуть.
— Не нравится мне все это, — заметила она, когда мы заняли свои места в вагоне. – Наши действия слишком предсказуемы и очевидны.
— С нами двумя Художнику не справиться.
— Ты забываешь про тени, Яна. Обычно, в канун главной битвы, черные призраки оставляют тела людей, но Художник имеет над ними большую власть и может заставить их делать то, что ему необходимо.
— Хочешь сказать, что мы можем встретить какого–нибудь «зомби», чьими действиями руководит вселившийся в него призрак?
— И не одного…
— Ты слишком мрачно смотришь на мир, Нина.
