Когда задержанного ввели в кабинет, тот, второй, круглолицый, кивком головы отпустил конвойных.
– Присаживайтесь, – указал он на стул, привинченный к полу перед следовательским столом.
Заключенный сел. Это был высокий, совершенно лысый человек с властным выражением лица и горящими глазами. Если бы римский центурион, который в далеком 222–м году от Рождества Христова вырезал в пещере толпу сектантов, каким-то чудом воскрес и увидел заключенного Лубянского следственного изолятора, он наверняка принял бы его за Магистра. Со стороны центуриона это, конечно, было бы ошибкой, ибо никакой человек не может жить так долго.
Несмотря на свою незавидную участь, арестант определенно чувствовал себя хозяином положения. Заглянув в его горящие глаза, оба следователя недоуменно переглянулись и поежились. Им стало не по себе. Круглолицый поперхнулся чаем и закашлялся, ему пришлось отставить свой стакан на подоконник. Наконец, худощавый следователь с тремя шпалами овладел собой и обратился к узнику.
– Назовите ваше имя.
– Меня, добрый человек, зовут Хариман, – отозвался тот. – Йозеф Хариман.
– Два «н» на конце или одно? – уточнил, прокашлявшись, круглолицый.
– А есть разница? – осведомился гость.
– Конечно. Два «н» – немец, одно – еврей.
– А есть разница? – снова спросил арестованный.
Круглолицый и худощавый переглянулись.
– Собственно, это только для анкеты.
– Тогда поставьте два. Пусть будет немец. Никогда еще не был немцем, любопытно побывать в германской шкуре.
– Значит, так и запишем. Когда и с какой целью вы приехали в Советский Союз?
– Я беженец и приехал в вашу страну, чтобы просить политического убежища. Не понимаю, в чем причина моего ареста.
Стриженый записал его слова в протокол и продолжал.
– На родине вас преследовали из-за ваших политических убеждений?
– Скорее религиозных, – уточнил арестант. – Впрочем, сторонники солнечной религии, которую я исповедую, часто призывали к социальным, а часто и революционным преобразованиям. Эхнатон, Дольчино, Кампанелла.
Следователи снова переглянулись. На столе лежала горка вещей, изъятая у заключенного при аресте. Круглолицый взял со стола массивный перстень и всмотрелся в рисунок его печатки. Искусная гравировка изображала змея, впившегося в собственный хвост. В центре круга сверкал драгоценный глаз.
– Знаете, я тут недавно закончил дело масонов, – сказал круглолицый. – Вы, геноссе Хариманн, случайно не из их компании?
Заключенный усмехнулся.
– Нет, и не имею с ними ничего общего. Моя религия намного древнее буддийской, христианской, мусульманской, а тем более масонской. Начало ей было положено в Египте в эпоху Древнего Царства, а расцвела она в царствование фараона Эхнатона, если это имя вам что-нибудь говорит. После его смерти во всем древнем мире она подвергалась гонениям со стороны эксплуататоров–рабовладельцев. Кое-что изменилось в эпоху правления римского императора Гелиогабала. Затем христианские мракобесы устроили новые преследования. Инквизиция и прочее. Вы это не хуже меня знаете. Что вас конкретно интересует.
– Вы кто, пророк? – вырвалось у круглолицего генерала.
Заключенный одарил его величавой улыбкой.
– Нет, я Магистр. Наставник. Вы можете так меня и называть, добрые люди. Я руковожу духовно–культурно–просветительской школой «Атон». В Советском Союзе уже работает мой ученик товарищ Бартини. Будут и другие.
– И чему же учат в вашей школе? – поинтересовался круглолицый.
– Всему понемногу, – скромно улыбнулся Магистр. – Писать стихи и прозу, изучать тайны природы, конструировать самолеты и ракеты.
– Что же, культпросвет – это хорошо.
Круглолицый выругался, достал бутылку коньяка, налил себе и товарищу. Потом взглянул на Магистра.
– Выпьете?
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет, я не пью алкоголя. И не ем мяса. Поэтому хотел бы попросить, чтобы мне в камеру приносили вегетарианскую пищу.
– Неужели у нас в тюрьме мясо дают? – удивился круглолицый.
– Придет время – узнаешь, – тихо пробормотал Магистр.
– И вы считаете, что мы вам поверим? – Круглолицый следователь обернулся к худощавому. – Сеня, тебе не кажется, что гражданин держит нас за фраеров с Привоза?
Тот в ответ ухмыльнулся.
– Нет, Яня, гражданин просто пошутил. Он слышал, что мы сильно устаем на работе, и решил нас немного рассмешить.
Взгляд Магистра снова стал пронзительным, отчего по спинам следователей вновь пробежали мурашки.
– Вы мне не верите, и напрасно, – с грустью сказал он. – А вот товарищ Ленин мне поверил. Знаете, как он меня называл? «Полезным идиотом». Нет, не в глаза, конечно. Но я не обижался. Вы переверните фотографию и почитайте, что там написано.
Перед худощавым следователем и в самом деле лежала фотография вождя мирового пролетариата. Он перевернул ее и прочел на обороте надпись, сделанную знакомым ленинским почерком: «Йозефу Хариману, доброму человеку, на память от Ильича. Просьба всем должностным лицам Советской России оказывать товарищу Хариману всяческую помощь и содействие. Ульянов (Ленин)».
– Чем же вы заслужили такую высокую честь? – поинтересовался худощавый следователь.
Товарищ Хариманн наморщил лоб, вспоминая свои благодеяния.
– Да, для начала я привез голодающим жителям вашего Поволжья пять вагонов хлеба и два вагона вяленой рыбы. Немного, но это было только началом. Главное же то, что я сумел донести до ушей страждущих доброе слово.
– Что за поповские бредни? – Худощавый решил, что над ним просто издеваются. А он к этому не привык.
Круглолицый ухмыльнулся.
– Знаете, я тут из САСШ – Северо–Американских Соединенных Штатов – любопытное сообщение получил. Там один товарищ очень метко выразился: «Добрым словом и пистолетом можно достичь большего, чем просто добрым словом».
Магистр с сочувствием покачал головой.
– Помилуйте, как можно сравнивать? Что такое пистолет против доброго слова? Если вам будет угодно, я могу тут же продемонстрировать силу доброго слова.
– Сделайте одолжение.
Магистр кивнул.
– Хорошо. Пригласите сюда одного из конвойных.
По сигналу следователя в кабинет вошел один из конвоиров и замер по стойке смирно. Магистр жестом пригласил его наклониться. Тот неуверенно посмотрел на круглолицего, как старшего по званию. Чекист одобрительно кивнул.
Конвоир наклонился и Магистр зашептал что-то ему на ухо. Охранник внимательно слушал, а оба следователя неотрывно следили за его лицом. Неожиданно конвоир отскочил назад. Лицо его исказилось судорогой испуга и ярости одновременно. Он в мгновение ока выхватил из кобуры револьвер.
