— Вот-вот! И я боюсь. Закрыли тему, Фрэнк. О'кей?
— Геннадий, не о'кей, — ответил лорд Джадд. — Мне нужно лететь в это селение.
— Там же горы! — горячо возразил Грошев. — Туман по утрам. Вы даже не представляете, Фрэнк, какой там бывает туман! А если вертушка грохнется?
— Мы можем лететь днем.
— Не можем. Извините, Фрэнк, никак не можем. В любое другое место — хоть сейчас. А в горы — нет, в горы я вас не пущу.
— Осмелюсь заметить, генерал, вы нарушаете достигнутые договоренности, — напомнил лорд Джадд. — Условием нашего приезда был свободный доступ в любой район Чечни. У меня создается впечатление, что вы пытаетесь от нас что-то скрыть.
— Имейте совесть, Фрэнк! — запротестовал Грошев. — Вы сказали: желаю в Грозный. Пожалуйста, едем в Грозный. Вы сказали: желаю в Чернокозово. Нет вопросов, поехали в Чернокозово. А в Старые Атаги… И не просите. Если что, с меня же погоны снимут!
— И все-таки, генерал, я настаиваю на этой поездке.
— А я возражаю, сэр. Я отвечаю за вашу безопасность и обеспечу ее.
— В таком случае я не вижу в продолжении своей миссии никакого смысла.
— Да в ней и не было никакого смысла, — отмахнулся Грошев. — Доклад ваш давно готов. Фактом больше, фактом меньше — без разницы. Стоит ли из-за этого рисковать?
Лорд Джадд нахмурился. Замечание генерала ему не понравилось. Русские постоянно упрекали делегатов Европарламента в предвзятости, в том, что они прилетают в Чечню с готовыми отчетами. Такие отчеты действительно составлялись еще в Страсбурге. В них суммировалась вся информация о положении на Северном Кавказе, полученная по дипломатическим и разведывательным каналам. Она и ложилась в основу докладов. Это была обычная практика, вполне оправданная. Что можно увидеть за три-четыре дня, на которые были рассчитаны программы таких визитов? Только то, что русские покажут. А покажут они лишь то, что им показать выгодно.
Так что, по сути, генерал Грошев был прав. Но его простодушное замечание содержало в себе намек на несамостоятельность главы парламентской делегации ПАСЕ, на его подчиненность требованиям политической конъюнктуры, и это вызвало у лорда Джадда прилив раздражения.
— Я буду вынужден прервать визит, — сухо заметил он. — Ответственность за это ляжет на вас. Вы понимаете, генерал, что это значит?
— Чего же тут непонятного? Получу по шее. Но это я как-нибудь переживу. А вот если вы прервете визит по другой причине — это будет куда хуже.
— Понимаю, — язвительно заметил лорд Джадд. — С вас снимут погоны.
— Не в этом дело, сэр. Я никогда себе не прощу, если из-за меня Евросоюз лишится одного из самых авторитетных руководителей. Никогда, сэр. Нет, никогда!
Командующий сокрушенно развел руками и посмотрел на собеседника взглядом как бы ищущим понимания, но одновременно снисходительно. Так серьезный человек, занятый серьезным делом, смотрит на упорствующего в своем капризе ребенка. И лорд Джадд — с его сединами и высоким положением в Совете Европы — вдруг ощутил себя перед этим русским генералом зеленым юнцом.
— Значит, нет? — хмуро спросил он.
— Нет, — со вздохом подтвердил Грошев.
— Это ваше последнее слово, Геннадий?
— Последнее, Фрэнк. Так что пойдемте выпьем и забудем про все эти дела.
— Я прерываю визит, — предупредил лорд Джадд.
— Что я могу сказать? Дело хозяйское.
— Завтра утром я соберу пресс-конференцию и объявлю о своем решении.
Генерал тяжело помолчал и махнул рукой:
— Да и мать твою!
Он повернулся и ушел в дом.
— Что он сказал? — обратился лорд Джадд к переводчику.
— Генерал-полковник выразил глубокое сожаление, что не смог вас переубедить.
— Будьте любезны переводить точно!
— Извините, сэр, я не могу этого сделать.
— Передайте генералу Грошеву, что я не изменю своего решения!
— Слушаюсь, сэр.
Переводчик кинулся догонять генерала, а лорд Джадд остался один на темной веранде. Он был вне себя от раздражения. Он не понимал, что произошло. Генерал-полковник Грошев не мог не отдавать себе отчета в том, какие последствия вызовет прерванный визит делегации ПАСЕ. Российские военные скрывают факты нарушения прав человека, факты внесудебных расправ над мирными жителями. Только так это будет воспринято на сессии Европарламента. И все же стоял на своем. Что же за чудовищное злодеяние совершено в этом горном селении Старые Атаги, если командующий ставит под удар всю свою карьеру, для того чтобы его скрыть?
— Прошу извинить, сэр, но я невольно оказался свидетелем вашего разговора…
Лорд Джадд оглянулся. На веранду из сада поднялся молодой офицер в камуфляжной форме с майорскими погонами и нашивкой МВД России. Он был чуть выше среднего роста, с непокрытой головой, с коротко постриженными темными волосами. Лицо его показалось почему-то знакомым.
— Вы говорите по-английски? — спросил лорд Джадд и тут же понял, что вопрос нелепый, так как именно на английском со странноватым акцентом этот молодой офицер произнес свою фразу.
— Да, сэр. Не так хорошо, как хотелось бы.
— Вы слышали, что сказал генерал Грошев?
— Да, сэр.
— Что он сказал?
— Вы уверены, что хотите это знать?
— Да, черт возьми, я хочу это знать! Собственно говоря, я это знаю. Он меня обругал. Но я хочу знать, как он меня обругал!
— Нет, сэр, — возразил майор. — Он выругался. Это идиома. Он обругал себя. За то, что не смог отговорить вас от поездки в Старые Атаги.
— Что означает эта идиома?
— Фак ю, сэр.
— Благодарю, — буркнул лорд Джадд. — Я мог вас где-то видеть?
— Возможно, сэр. В лагере беженцев «Северный».
Лорд Джадд вспомнил. Конечно же в «Северном». В лагере из нескольких сотен палаток, в каждой из которых ютилось по десять-пятнадцать человек. В этом лагере лорд Джадд побывал еще во время первой своей поездки в Чечню. С тех пор мало что изменилось: та же нищета, те же усталые, озлобленные женщины, те же грязные дети. Как и в прошлый раз, членов делегации окружили плотным кольцом. В руках у многих были самодельные плакаты: «Русские, убирайтесь из Чечни!», «Свободу Ичкерии!», «Смерть оккупантам!». Плакаты старые, потрепанные, не первый раз в деле. По знаку одной из женщин дети скандировали: «Вывод войск! Вывод войск!» Потом пошли жалобы. Лорд Джадд внимательно слушал, его помощник записывал. Тут и произошел эпизод, из-за которого лорд Джадд обратил внимание на этого офицера.
Он был из тех, кто сопровождал делегацию из Москвы. Лица всех местных военных были темными то ли от загара, то ли от глубоко въевшейся грязи, с неистребимым налетом усталости. Москвичи были свежими, чисто выбритыми, благоухающими крепким мужским одеколоном. Пока беженки высказывали европейским парламентариям свои обиды, майор подозвал малышню и, присев на корточки, стал раздавать небольшие плитки шоколада, которыми, видимо, запасся заранее. Дети недоверчиво тянули грязные руки, молча хватали шоколадки и тут же убегали с ними за палатки. Один, лет шести, никак не хотел брать. Но и не уходил. Наконец протянул руку. Но перед тем как взять плитку, что-то громко сказал. Майор невесело улыбнулся и ответил. Маленький чеченец принял подарок и с независимым видом отошел в сторону.
