— Верьте или нет, но она ворвалась в приемную и отчитала меня прямо перед пациентами.
Голос Фоскатта снова задрожал. Доктор поджал губы и стал похож на немолодую гейшу, которая не успела нанести макияж.
— Она заявила, что, если бы кто-то обращался с собакой так, как я обращаюсь с ее отцом, он оказался бы на скамье подсудимых.
— А вы, насколько я понимаю, восприняли ее слова как просьбу прекратить страдания мистера Уотлама?
— В общих чертах — да. Во всяком случае, никакого иного толкования я здесь не вижу, что бы там ни говорил адвокат миссис Гибберт в суде. Юристы способны любую фразу вывернуть так, что она будет свидетельствовать в пользу их клиента. Такие священные понятия, как истина и справедливость, им абсолютно чужды.
Доктор сделал паузу, словно давая Триш возможность возразить, но она не видела никакого смысла в том, чтобы объяснять ему нужды и ограничения собственной профессии.
— И кстати, я ни на долю секунды не поверил, что этой женщиной руководило стремление закончить страдания отца.
— Доктор Фоскатт…
К сожалению, доктор так увлекся, что ничего из сказанного Триш не могло бы его остановить.
— Будь в миссис Гибберт хоть капля доброты и порядочности, она выполняла бы свой долг перед отцом до самого конца. Однако она не захотела этого делать и не сделала. Она убила отца, чтобы избавиться от неудобств, которые причиняла его болезнь.
— Значит, вы никогда, ни одной секунды не сомневались в том, что миссис Гибберт виновна? — медленно спросила Триш, стараясь, чтобы звук ее голоса снизил эмоциональную температуру, которая успела раскалиться до невозможного.
— Еще раз напоминаю вам, мисс Магуайр: вскрытие подтвердило мои первоначальные подозрения. Сердце мистера Уотлама остановилось в результате удушья. Суд признал миссис Гибберт виновной. Стало быть, никаких сомнений нет и быть не может. Все ваши расследования — не более чем пустая трата времени. Надеюсь, вы объясните это мистеру Чейзу, когда отправите ему отчет.
— Насколько я знаю, доктор Фоскатт…
Триш замолчала на полуслове. Привычка доктора вставлять в каждую фразу ее имя оказалась заразной. Триш начала предложение заново:
— Насколько я знаю, при вскрытии нельзя найти достоверных признаков того, что человек погиб от удушья.
Доктор Фоскатт взглянул на нее так, словно хотел подавить своей несравненно большей компетенцией.
— Пух и перья в гортани появляются только у писателей-романистов. Петехиальные кровоизлияния встречаются гораздо реже, чем принято думать. Если при удушении замедляется сердцебиение, то обнаружить это при вскрытии никак нельзя.
— Вы прекрасно информированы, мисс Магуайр, — сказал доктор, и если бы он набрал полный рот уксуса, его слова не прозвучали бы кислее.
— Благодарю вас. Теперь скажите, почему вы так уверены, что сердце вашего пациента не могло остановиться само по себе?
— Нет ничего проще. Мистер Уотлам не отличался крепким здоровьем, но никаких проблем с сердцем у него не было. Его смерть не могла быть вызвана естественными причинами. Все, что вы тут навыдумывали, я считаю просто смехотворным. Боюсь, все дело в вашей полной некомпетентности. А теперь, извините, я вынужден попросить вас уйти. У меня масса важной работы.
«У меня тоже», — подумала Триш. Ей захотелось взять Фоскатта за горло и перечислить ему все дела, которые она выиграла. Неудивительно, что однажды и Дебора потеряла в этой комнате терпение. Бедняжка наверняка недосыпала, безумно волновалась за родителей. В такой ситуации непросто разговаривать с человеком, который способен слушать тебя и не понимать ни единого слова. На месте Деб она тоже пришла бы в ярость.
«Что, если Дебора решила лечить отца самостоятельно? Она могла вспомнить, что прошлым летом принимала одно антигистаминное средство и оно здорово ей помогло. Что, если она решила достать те таблетки и дать их отцу, чтобы тому стало хоть немного легче?»
Получить рецепт от чужого врача, незнакомого ни с самой Деб, ни с ее обстоятельствами, могло оказаться не так уж трудно. Триш припомнила гигантский карбункул, который как-то раз привел ее в одну из клиник Нортумберленда. В то время она гостила у друзей, и те посоветовали ей знакомого врача. Он бросил взгляд на ее спину и прописал пенициллин. Триш не пришлось показывать никакого удостоверения. Она всего-навсего назвала свое имя, адрес и фамилию врача, у которого обычно наблюдалась. Все эти данные вполне могли быть фальшивыми.
— Знаете, — сказал доктор Фоскатт, тщательно выговаривая каждое слово, как будто Триш была глухой или просто очень бестолковой, — не хочу показаться грубым, но среди женщин нередко встречаются особы, которые в определенном возрасте становятся совершенно невыносимыми в общении. Дебора Гибберт была почти идеальным примером такой женщины. Что касается вас, мисс Магуайр, то вы недостаточно стары, чтобы вести себя подобным образом.
«Может, вы и не хотите показаться грубым, — подумала Триш, — но делаете все с точностью до наоборот». Она вспомнила несчастного молодого врача, на которого накричала в больнице, и снова почувствовала себя виноватой.
— Миссис Гибберт никогда не слушала того, что ей говорят. У нее вечно случались какие-то, извините за выражение, заскоки. Она вела себя просто отвратительно, причем со всеми, включая медсестер. Когда ее мать пыталась взять вину на себя, я сам был готов на убийство.
Триш почувствовала, как ее брови поднимаются вверх. Для человека, который, по собственному утверждению, свято чтит человеческую жизнь, такое заявление было довольно резким.
— А теперь, — доктор Фоскатт уже почти кричал, — я еще раз прошу вас покинуть мой кабинет. Мне пора ехать к пациентам.
— Я думала, вы этого не делаете. В смысле, не ездите к больным на дом.
— Разумеется, езжу. У нас деревенская практика. Если пациент вызывает врача на дом, я еду. А теперь простите меня, мисс Магуайр…
— Но со слов Деборы я поняла, что…
— Чего я никогда не делал, — сказал Фоскатт, поднимаясь с места и протягивая руку к открытому саквояжу, — так это не бросал все свои дела, когда бедная Элен Уотлам выдумывала новый повод для беспокойства. Она каждую неделю звонила сюда в панике из-за какого-нибудь очередного пустяка. Наша клиника обслуживает более двух тысяч пациентов, мисс Магуайр. Вы хоть представляете, какая на нас лежит ответственность? Сколько времени требуется на то, чтобы позаботиться обо всех пациентах?
Судя по всему, эту речь доктор уже произносил не раз и не два. Триш не пыталась ни остановить его, ни как-то ответить. Она просто слушала.
— Господи помилуй, да если бы я взялся ездить на дом ко всем ипохондрикам и хронически больным людям, которым уже назначено все необходимое лечение, у меня не осталось бы времени на обычных пациентов с реальными жалобами на здоровье. Очень жаль, что вы не потрудились побольше узнать о работе практикующих врачей, прежде чем критиковать их вслед за миссис Гибберт. Всего доброго.
