– Лично я не видела, чтобы здесь кто-то выходил, –категорично заявила девушка.
– Я тоже не видел, – сказал Палыч, подошел к огромной плитеи принялся стучать крышками.
– Что ж, на нет и суда нет, – беспомощно развела я руками инаправилась в сторону подсобных помещений.
– У нас посторонним вход воспрещен! – донеслись мне в след словаПалыча.
– А Стас – посторонний?!
– Стас? Нет!
– Но так и я тоже!
Я не сомневалась, что как только я скроюсь, Палыч, человекстарой закалки и твердых совковых убеждений, скажет в мой адрес какую-нибудьбрань, что-то типа того, что любовница – та же самая шлюха, и гордиться, мол,тут по большому счету нечем. Мол, такое звание скрывать надобно, а невыставлять напоказ.
Не могу сказать, что именно руководило мною, но я приняласьстарательно заглядывать во все двери, дергать за ручки те, которые былизаперты. Подойдя к морозильной камере, я уловила какие-то звуки и прислонилаухо к холодной двери. Мне послышались глухие стоны, а возможно, это былагаллюцинация, результат переживаний, выпавших на мою долю в этот день. Дверьбыла заперта. Я огляделась и увидела на противоположной стене небольшойжелезный ящик. Открыв его, я обнаружила объемистый ключ и почему-то былауверена, что это ключ от морозильной камеры. Открыв дверь, я попала в холоднуютемноту и стала водить рукой по стене, чтобы найти выключатель. Приглушенныестоны стали более отчетливыми.
– Кто здесь? – Я почувствовала, как сильно забилось моесердце. – Кто здесь? – повторила я свой вопрос, но так и не дождалась ответа. Яначинала немного видеть в темноте.
– О-о-о…
Я поняла, что в помещении кто-то есть.
– Дима, ты здесь?!
– О-о-о…
– Дима, ну скажи, это ты?
Наконец я обнаружила выключатель и включила тусклый,мерцающий свет. Прямо напротив меня висели две мясных туши… На железных крюках…Рядом с замороженными тушами висел окровавленный Дмитрий… Он висел на таком жежелезном крюке.
Я закричала, но тут же зажала рот моментально вспотевшимиладонями. У меня перехватило дыхание. Я послала проклятье в адрес своей глупойсудьбы и глупой провинциальной доверчивости, из-за которой я, собственно, иоказалась здесь. Первым моим побуждением было бросить все к чертовой матери,бежать прочь, в кабинет Стаса… Варить кофе, смотреть ему в глаза и делать вид,что ничего не случилось – я ничего не видела, ничего не слышала и вообщеникогда не сую нос в чужие дела… Но я мгновенно поняла, что не смогупритворяться и даже находиться рядом с убийцей. Стас убийца, даже если онубивал не сам.
Дмитрий снова застонал. Если он жив, значит, Стас не убийца.Пока не убийца, но скоро им будет. У Дмитрия нет никаких шансов выжить. Слишкоммного крови… Слишком ледяной воздух… А эти глаза… Эти залитые кровью глаза…
– Дим, ты живой? – спросила я с дрожью в голосе и шагнулавперед. – Я задала глупый вопрос. Если ты стонешь, значит, живой. Значит, тычто-то чувствуешь…
– О-о-о… Су-ка…
– Да, я сука, – прохрипела я, задыхаясь от страха ихолодного воздуха. – Сука, потому что поверила в честное мужское словочеловека, которому нельзя было верить.
Я не могла помочь Дмитрию, не могла снять его, это было мнене по силам. Я была в отчаянии от своей беспомощности.
– Лера, зачем ты сюда пришла?
В дверях стоял Стас. Его лицо осунулось, словно у мертвого.
– Я спрашиваю тебя, какого хрена ты сюда пришла?!
– Я тут случайно… Зашла, смотрю, Дмитрий висит…
– Не надо заходить случайно туда, где черным по беломунаписано: «Посторонним вход воспрещен». Читать не умеешь?
– Умею… – нерешительно ответила я и вздрогнула, услышав стонДмитрия.
– О-о-о…
– Стас, он живой. Ты же слышишь, он стонет. Мы можем егоснять. Мы еще можем спасти ему жизнь. Мы же не звери. Мы люди. А так… такпоступают только звери, только «быки», самые жестокие, самые грязные вкриминальных группировках. Но ведь ты не такой… И я не такая… Давай его снимем.Не мы давали ему жизнь, значит, не имеем права ее отбирать.
– Лера, я же ясно тебе сказал, фраер уехал домой.
– Но ведь он не уехал. Я чувствовала, что он не уехал…
– Он уехал, Лера… Он уехал, и ты должна этому верить. Мневообще не нравится, когда не прислушиваются к тому, что я говорю.
– О-о-о…
Стас подошел к висящему Дмитрию и со всего размаху пнул егоногой в живот. Дмитрий слегка дернулся и перестал стонать.
– Пошли отсюда, – приказал Стас.
– Куда? – прошептала я.
– В мой кабинет.
– Зачем?!
– Пить кофе… Если не хочешь кофе, налью тебе чего-нибудьпокрепче.
– Ты хочешь сказать, можешь сейчас пить кофе и делать вид,что ничего не случилось?!
– Лера, пойдем. Нечего на это смотреть. Сейчас придеткто-нибудь из пацанов и добьет его.
– Не из пацанов, а из «быков». А эти «быки», между прочим,исполняют твои приказания.
– Каждый зарабатывает деньги как может. Пацаны – нормальныелюди. У некоторых семьи, дети. Они живут обыкновенной, нормальной жизнью.
– Ты называешь это нормальной жизнью?!
– Не строй из себя тургеневскую барышню. Этот человекпострадал только из-за тебя. При твоей работе ты вообще не должна ни с кемобщаться. Ни с соседями, ни с подружками… А в случае чего до последнего идти вотказ. А ты пускаешь совершенно незнакомого мужика к себе в квартиру…
– Но ты же должен был отдать ему деньги…
– Я никому и ничего не должен. Представим, что я вернул емуденьги, а он… Он умирает от счастья…
– Что?!
– Я же тебе говорю, что он умирает от счастья… Еще немного,и он умрет. Наверно, это от того, что счастья было слишком много. Целый мешок.
Безнадежно опустив руки, я посмотрела на Стаса глазами,полными слез, и взмолилась:
– Стас, сними его, пожалуйста… Он же живой. Ему больно. Онумирает… Сними его, пожалуйста. Пожалуйста, сними… Ну ради меня… Ради нашихотношений… Ради нашей любви…
