Сен-Пьер продолжала делать интенсивное искусственное дыхание. Лицо Энсона немного порозовело, но в сознание он не приходил. Клодин проверила баллон, который использовался для установки и фиксации дыхательной трубки в трахее. Элизабет нагнулась над головой Энсона, велела ординатору удерживать ее вверх подбородком, а сама прижала язык коллега пластинкой ларингоскопа и за две секунды ввела трубку сквозь его голосовые связки. Порция воздуха из баллона закрепила трубку на своем месте.
Затем Элизабет заменила маску дыхательного мешка адаптером, который подсоединила к трубке, и продолжала вентиляцию легких, пока не подсоединили аппарат искусственного дыхания. От интенсивной работы шести человек жара и влажность в маленькой комнате стали почти нестерпимыми, и только Сен-Пьер не выказывала признаков усталости, хотя один раз сняла очки и вытерла их о рубашку.
Пятнадцать минут в комнате царила напряженная тишина. Внешне Энсон не менялся, но его жизненные показатели медленно улучшались. Наконец с видимым усилием он открыл глаза.
Сен-Пьер поблагодарила всех ассистентов и медсестер и попросила их покинуть палату. Потом она подошла к Энсону и наклонилась над ним.
— Все в порядке, Джозеф, — сказала она, приблизив свое лицо почти вплотную к лицу доктора. — Просто жара и влажность оказались слишком сильными. У вас случилась остановка дыхания, понимаете? Не надо даже кивать, просто сожмите мою руку. Хорошо! Я знаю, что эта трубка вещь неприятная. Я вам сейчас дам успокоительное. Пока стоит трубка, опасность намного меньше. Пожалуйста, Джозеф, прошу вас, послушайте меня! Если бы это случилось у вас дома, мы бы не успели прийти вам на помощь. Вы нужны нам, Джозеф! Вы нужны мне и всему миру. Мы не можем позволить, чтобы такое повторилось снова. Пожалуйста, согласитесь на пересадку!
Вначале слабо, а затем с усилием он сжал руку Элизабет.
— О, Джозеф! — воскликнула она, целуя его в лоб, а потом в щеку. — Спасибо, спасибо! Мы будет действовать быстро. Вы понимаете? «Уайтстоун» держит наготове для вас самолет в Индию, он Ждет в аэропорту Кейптауна. Я буду с вами. Вы будете подключены к прибору всю дорогу, я введу вам успокоительное. Понимаете? Прошу вас, не бойтесь. Скоро все ваши мучения кончатся, и вы снова вернетесь сюда помогать людям. Вы понимаете меня? Хорошо, Джозеф, я звоню. Скоро мы отправимся в Яунде и будем ждать самолет.
Сен-Пьер назначила бригаду, которая должна была следить за состоянием Энсона, пока она организует выезд в аэропорт Яунде, а потом перелет в Амритсар. Когда вошла Клодин, чтобы принять дежурство, Сен-Пьер покачала головой и кивком предложила сестре выйти в коридор.
— Вы чуть не убили его, — выпалила она прежде, чем Клодин произнесла хоть слово.
Глаза сестры вспыхнули от такого упрека. Элизабет Сен-Пьер Клодин знала и уважала много лет. Если бы не это, она ни за что не согласилась бы добавить в пиво доктора Энсона смесь транквилизаторов и дыхательных депрессантов.
— Я все сделала правильно, — сказала она. — Вы велели мне добавить один и четыре десятых кубика в бутылку. Я все точно выполнила.
Доктор Сен-Пьер сдерживала холодную ярость.
— Вздор! — повысила голос она. — Все, что я хотела, — это вызвать у него чуть более серьезное затруднение, чтобы он осознал необходимость пересадки, пока еще не слишком поздно и пока есть идеальный донор. Я рассчитала дозу на основании массы его тела и уровня кислорода. Если бы вы дали нужнее количество смеси, это не вызвало бы остановку дыхания.
— Но сегодня было особенно жарко и душно, и поэтому...
— Представьте себе, что это случилось бы на пять минут позже, у него дома! Если бы он не смог позвать на помощь, то сейчас был бы мертв, а мы потеряли бы одного из самых великих людей! Совершенно ясно, что вы ошиблись с дозой, признайте это.
— Доктор Сен-Пьер, я не могу признать то, что я не...
— В таком случае я требую, чтобы вы собрали вещи и к двум часам вас здесь не было. Я велю одному из охранников отвезти вас в Яунде. Если вам нужны мои положительные рекомендации, то никаких разговоров о том, что произошло сегодня, быть не должно.
Не ожидая ответа, Сен-Пьер повернулась и, придя в свой кабинет, заказала разговор с Лондоном. Ответил снова тот человек, который называл себя Лаэртом.
— Все в порядке, — сказала она по-английски. — Начинайте действовать. Если совпадение тканей такое, как вы говорите, мы продлим жизнь Э, и он сможет работать с нами так долго, как нужно. Ведь мы уже столько сделали...
— Согласен.
— У донора констатирована смерть мозга?
— А вас это беспокоит, Аспазия?
— Нет, — без колебаний ответила доктор Сен-Пьер. — Нет, меня это не беспокоит.
ГЛАВА 9
Он стал нарушителем законов, хотя раньше соблюдал их предписания.
Платон, "Государство", кн. VII
— Позвольте говорить прямо, мистер Каллахэн. Источником вашей информации об этом доме на колесах был старик, хозяин заправки из какого-то захолустья. Его вы разыскали после того, как гадалка вдохновила вас на то, чтобы продолжить расследование.
— Э... да, пожалуй, можно сказать и так.
— Вы поверили старику?
— Да. Полагаю, что это тот фургон, который мы ищем.
— А гадалка с татуированным лбом?
— Она узнала, что у меня пропал кот, а я не помню, чтобы говорил ей об этом.
— Но она не сообщила вам, где его искать?
— Нет.
— Но вы его все равно нашли?
— Он сидел в кустах напротив моего дома. Думаю, чтобы поймать мышь или крысу, ему даже не надо было двигаться с места.
Густафсон попыталась скрыть улыбку, но Бен успел это заметить.
— Значит, — продолжила она, — после недели бесплодных усилий во Флориде, когда мы так и не узнали, кто сбил на шоссе человека, вы хотите, чтобы я оплатила вашу поездку в Цинциннати?
— Всего-то триста миль.
— В один конец.
Бен нагнулся к ней и с заговорщицким видом произнес:
— Не говорите никому, док, но я поеду в Цинциннати, даже если вы мне не заплатите!
Элис Густафсон повторила его движение и сказала таким же тоном:
— Ну что же, тогда вам пора собираться!
* * *
Всю дорогу от Чикаго до Цинциннати Бен ехал под дождем. Большую часть пути он слушал новый диск Джона Прайма[24], во многих песнях которого речь шла о несвободе либо за решетками тюрьмы, либо внутри стен собственной жизни. Иногда Бен напевал припев своей любимой песни, которая, полагал он, будет таковой до тех пор, пока он не услышит что-либо получше.
