Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
произойти только за счет нидерландскоязычной зоны, поскольку Брюссель лежит посреди нее как остров. На этом пункте уже много лет настаивают франкофоны, но фламандцы отвечают «нет». Данная проблема многие годы парализует политические дискуссии, ставит мировые рекорды по продолжительности переговоров внутри правительства, а мы, простые люди, смиренно, как благочестивые иудеи свое божество, называем ее таинственными согласными: проблема БХВ[30]. Тут пока остановимся. Дальше я раскрою тайны этой проблемы. Во всяком случае, постараюсь.
Если присмотреться к языковой границе, можно заметить, что в Бельгии существуют еще два языковых островка. Один лежит на западе страны, другой — на востоке. Последний прославил Бельгию на весь мир. Его имя Фурен.
В 1962 году парламент установил здесь языковую границу. Фурен — тогда он состоял из шести независимых деревень — был передан из преимущественно франкоязычной провинции Льеж в нидерландскоязычную провинцию Лимбург. Жители Фурена тут же запротестовали. Не из-за того, что хотели отстоять себе французский. Кроме нидерландского и французского они еще знакомы с немецким — с теми же диалектами, что и их соседи в нидерландском Лимбурге. Эти диалекты звучат от Маастрихта до Эйпена и проникают в Германию. Кроме диалектов официальными являются три языка: нидерландский в Нидерландах и Бельгии, французский в Бельгии, немецкий в Бельгии и Германии. Официальный язык здесь как бы выполняет роль воскресного языка на фоне повседневного разговорного. В Фурене разгорелась прямо-таки языковая война, потому что люди здесь редко говорят на чистом французском или чистом нидерландском. Конфликт изменил ситуацию. Молодежь пошла во французские школы и забыла простонародный диалект либо в нидерландскую школу с тем же результатом. Кроме того, с некоторых пор в Фурен переезжают жить люди из Нидерландов. Местные жители называют их голландцами, но это неправильно: большинство переселенцев — жители приграничных районов. Полезным побочным эффектом этой иммиграции является местный диалект, который «ввозят» так называемые голландцы.
Фурен граничит с нидерландским Лимбургом, к которому он приклеен снизу и сбоку, но не имеет и сантиметра границы с Лимбургом бельгийским. Мне подумалось: а может быть, стоит продать эти спорные коммуны Нидерландам, чтобы Бельгия избавилась от своего чудовищного государственного долга? Многие жители Фурена не хотели присоединения к Лимбургу, потому что рядом был Льеж, который для них роднее, чем более далекие Тонгерен или Хасселт. Этим жителям Фурена совсем не хотелось ссориться с ними в Брюсселе.
После слияния своих деревень в 1976 году граждане Фурена неизменно отдавали предпочтение на выборах в совет общины кандидатам от партии, ратующей за воссоединение с Льежем. Ее члены долго занимались дружеской перебранкой с оппозицией, но не на французском или нидерландском, а на некоем усредненном диалекте.
В эти годы на авансцену выходит садовод Жозе Аппар. Это чистокровный валлон, родом из-под Льежа. В юности он переехал в Фурен и, прожив здесь больше десяти лет, не выучил ни слова на диалекте, а тем более на нидерландском языке. Его соседи, так же как и его братья и сестры, говорят с ним только по-французски.
Аппар был молчаливый, упрямый мужик. Он держался очень спокойно и никогда не повышал голоса. Его карьера поразительна. Ухаживая за яблонями, он стал бургомистром, а затем членом Европарламента и рупором притесняемой Валлонии. Потом он уехал из Фурена, стал министром в региональном валлонском правительстве, председателем регионального валлонского парламента и, наконец, членом льежского муниципального совета.
Аппар обладал острым чутьем как политический тактик и к тому же чувством юмора. На каком-то празднике в Льеже он повстречал одну мою фламандскую знакомую и сказал ей: «Вас не смущает, мадам, что вы жмете руку террористу?» Ибо такой была в то время репутация Аппара в глазах фламандцев. В нашей прессе его упорно называли вожаком банды из Фурена. Впрочем, уже много лет как Аппар исчез со страниц наших газет.
Так называемые фламандские Хождения из Фурена тоже больше не проводятся. Несколько сот профламандски настроенных демонстрантов, многие из которых придерживались крайне правых взглядов, приходили сомкнутыми рядами в Фурен доказывать, что эта община фламандская. Случались, однако, стычки с нехорошими социалистическими активистами, которые клялись, что Фурен валлонский и ему нужно вернуться в Льеж. В один из таких дней прогремел странный выстрел, первый за полтора века языковой войны. К счастью, обошлось без жертв.
Казалось, что проблема Фурена не поддается никакому решению, даже самому разумному. Однако на бурных сельских сходах, которые существовали задолго до 1962 года, а значит, не имели ничего общего с языком, в ходе перепалок, которые могут возникнуть в любой деревне, этот великий бельгийский конфликт языков разрешился. Фурен стал благословенным алиби, позволяющим принудить правительство к отставке, если для этого не находилось менее популярных поводов. Те, кто выставлял себя непримиримым защитником Фурена, чувствовали себя очень уверенно внутри своей языковой группы, а значит, своего электората.
Однако в 90-е годы пузырь конфликта внезапно сдулся. Крутой министр внутренних дел Луи Тоббак не стал терпеть гримасы Аппара и его небрежное обращение с законом. Фламандские и валлонские фанатики разошлись по домам. Новый закон принудил парламентское большинство и оппозицию к сотрудничеству. Хотя партию «Назад в Льеж» по-прежнему поддерживало большинство, оно приуныло.
В выборах совета общины 8 октября 2000 года впервые участвовали кроме бельгийских граждан также граждане Евросоюза. В Фурене это в основном нидерландцы. И тут случилось чудо: сторонники партии «Назад в Льеж» потеряли большинство. Новый бургомистр возглавлял список партии «Фламандские патриоты Фурена». Проваллонски настроенные жители тотчас заговорили об этнической чистке. Но это была всего лишь раздутая риторика. Обе партии годами цапались до крови под ногтями, и проваллонский электорат все это время имел наибольшую возможность для издевательств. На выборах 2006 года эта тенденция только усилилась. «Патриоты Фурена» получили девять мест, «Назад» — только шесть. Надеюсь, что ныне в Фурене воцарится мир.
Другой анклав называется Комен, по-французски Комин (СоттеБ). Он зажат между провинцией Западная Фландрия и рекой Лейе, которая служит также границей с Францией. На французской стороне Лейе громоздится унылая куча кирпичей, которая тоже зовется Комин.
Когда в 1961 и 1962 годах в парламенте готовился и обсуждался законопроект о языке, этот уголок земли находился еще в Западной Фландрии. Тогда здесь говорили главным образом по-французски, и жителей это вполне устраивало. Они не хотели, чтобы их переподчинили далекому Геннегау. Между ними и этой провинцией лежал не кусок Бельгии, а вообще другая страна. В этой местности языковая граница была не полосой, а расплывчатой зоной. Здесь многие люди двуязычны. Я знавал одного бургомистра, который говорил и по-нидерландски и по-французски, причем на обоих языках
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
