гарантий, что швы не разойдутся. Плюс конечная точка… куда вы хотите его эвакуировать? В Казахстан? Я бы не советовал это делать сразу. В Белграде есть хорошая клиника, я дам контакт доктора, который вас возьмёт. И напишу всё необходимое в истории болезни, чтобы пациент успешно прошёл следующий период выздоровления.
— Спасибо большое, — ответил я, после чего спросил: — У вас остались знакомые в Сербии?
Наим вздохнул.
— Мы, доктора, достаточно трезвомыслящие люди, — ответил он. — Нас сложно заставить думать так, как нам не хочется. Поэтому среди нас не так много сумасшедших. Доктор Лазич — мой учитель, конечно же, мы продолжаем общаться. Кстати, он предлагал помощь в эвакуации из края, но, к большому сожалению, я считаю, что здесь я буду востребован. Сейчас, я напишу его контакт. Позвоните ему, как будете выезжать из Митровицы — чтобы у него было время подготовить место в стационаре.
— Спасибо, — повторил я.
Доктор Кумнова поднялся и ушёл в дом, оставив меня на веранде, дышать прохладным утренним воздухом, пахнущим дымком от топившихся ночью печек. Суточные перепады температур тут, конечно, впечатляют: при дневной жаре в плюс тридцать той же ночью вполне могло быть плюс семь.
Он вернулся через несколько минут, держа в руке свёрнутый вчетверо листок клетчатой бумаги.
— Вот, — сказал он. — Тут всё необходимое. История болезни будет с пациентом — формально я не имею права разглашать её содержание кому-либо, кроме лечащих коллег. Здесь, в крае, это бы никого не волновало, но я не хочу нарушать этику с учётом того, куда вы поедете.
— Я понимаю, — кивнул я.
— В идеале, конечно, было бы организовать эвакуацию на вертолёте. Насколько я понимаю, ваши финансовые возможности это позволяют. Но, боюсь, сейчас это небезопасно. Не так давно УЧК обзавелись «Стингерами», так что…
— Ясно. Никаких вертолётов.
На этом, по идее, разговор был закончен, но доктор Кумнова мешкал, хмуря лоб. Я терпеливо ждал.
— Александр, у меня к вам будет одна личная просьба, — наконец, тихо произнёс он.
— Конечно, — кивнул я. — Слушаю.
— Валентина, моя дочь… — начал он. — Она уже достаточно рисковала после того, как это всё началось. Не так давно на границе убили её парня. Он бывший студент Приштинского университета, пытался сбежать от этого всего. Убили его жестоко. Не буду говорить подробностей — но это, безусловно, оказало на неё очень больше влияние. Он умер у неё на руках, пару недель назад. И после этого в ней проснулось… даже не знаю, как это назвать. Она совсем перестала ценить жизнь. Свободно высказывает вещи, которые говорить не следовало бы. Взвалила на себя снабжение семьи продуктами, хотя я говорил, что перебой временный, и мы уже наладили канал поставок через Македонию…
Он вздохнул. Сделал ещё глоток остывшего кофе, потом продолжил:
— Из всех моих детей она самая одарённая. Незашоренный ум, колоссальная трудоспособность. Представляете, она самостоятельно, за какие-то месяцы изучила основные европейские языки, и успешно их использует! Даже помогает мне в переводах научных публикаций. Её потеря была бы очень тяжёлым событием, и не только для меня… попросите её о помощи в доставке больного до Белграда. У неё есть все необходимые навыки, если вдруг в пути случится непредвиденная ситуация. И, если получится, убедите её задержаться подольше. Мне кажется, в ближайшее время границу перекроют окончательно, но это будет только к лучшему.
Некоторое время я молчал, прихлёбывая крепкий кофе. Потом ответил:
— Вы не боитесь, что ваши отношения могут испортиться? Вы ведь сами говорите — у неё довольно развитый интеллект. Она догадается о ваших намерениях. И об этом нашем разговоре тоже догадается.
— Да, это вероятно, — кивнул Наим. — Она ещё очень молода и склонна к быстрым выводам. Но какое это имеет значение, если речь идёт о её жизни?
Я снова взял небольшую паузу на обдумывание ситуации. Действительно ли доктор говорит искренне, или же это его способ внедрить в нашу компанию соглядатая, чтобы получить больше информации? Может быть так, что за ним стоят более серьёзные силы, чем мне представляется? Вполне.
И всё же на уровне интуиции я чувствовал — в его предложении нет подвоха. Такие эмоции, жесты, взгляд, искреннее беспокойство за родную дочь очень сложно подделать. Может ли талантливый хирург одновременно быть гениальным актёром и тайным агентом? В теории — да. Но на практике вероятность такого крайне низкая.
— Я… поговорю с ней, — ответил я.
— Благодарю вас, — кивнул доктор Кумнова. — Сегодня обследую больного и дам рекомендации по транспортировке.
Вчера, когда Тина спросила нас прямо о том, кто мы на самом деле, мне пришлось углубиться в нашу легенду про Казахстан. Я рассказал, что якобы наше правительство внимательно изучает этнический конфликт, поскольку состав населения нашей страны предполагает уязвимость к подобному развитию событий. Мне показалось, что она не очень-то поверила нам, однако давить и настаивать не стала.
Она работала в клинике, когда, после разговора с её отцом, я предложил ей пойти прогуляться в город, подышать воздухом.
День выдался прохладным, но солнечным. Тина накинула на плечи тонкий платок, и теперь выглядела точь-в-точь как работница какой-нибудь фермы в Тульской области. Я невольно улыбнулся.
— Что? — удивлённо спросила она в ответ на мою улыбку.
— Нет, ничего, — ответил я. — Просто ты не сильно похожа на местную.
Тина вздохнула.
— Многие так говорят… — произнесла она, потом, безо всякого перехода, заявила: — отец попросил меня вывезти, да?
Я рассмеялся, нарвавшись на её недоумённый взгляд.
— Извини, — сказал я. — Да, ты права. Такой разговор действительно был. Но я бы не об этом хотел поговорить сейчас.
— Хорошо… — немного растерянно ответила она. — Тогда о чём же?
— О мире, — ответил я. — И о том, как он устроен.
Тина даже с шага сбилась.
— Вот так, значит… нет, Александр, мне совершенно не нравится, как устроен этот мир. И, думаю, ты знал о том, что я так отвечу. Так что можно пропустить эти моменты и сразу перейти к сути: что ты хочешь предложить?
Я улыбнулся.
— Что ж, — кивнул я. — Будем считать, что я хочу предложить тебе работу.
— Проводника, вместо Бекима? — с иронией в голосе спросила Тина.
— Вовсе нет, — ответил я. — Проводник здесь нам больше не нужен. Мы хотим
