Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
ранее получали от целого; местное земство нашло неистощимый запас для субсидий на расширение своей деятельности, а в министерстве образовался, из остатков его пятой части, ежегодно растущий фонд.
Хотя переход монастырских имений в казенное заведование и повлек за собой значительное увеличение доходности земли, тем не менее, в частностях постановка управления на месте далеко не была совершенной. Около упомянутых 200.000 десятин постоянно возникали какие-то аферы довольно подозрительного свойства; многочисленный штат местных служащих постоянно изменялся, и все эти ревизоры, агрономы, контролеры, делопроизводители, надзиратели, лесничии не пользовались в Бессарабии хорошей славой. Начальников управления, в мое время, переменили, за 1,5 года, три раза, а одного из них даже совсем уволили от службы, после ревизии тайного советника Писарева, обнаружившего не мало странностей и подозрительных особенностей в приемах управления монастырскими имениями. Не будучи во всех подробностях знаком с этим делом, я ограничусь указанием на два, хорошо известные мне, факта. Первый относится к ведению лесного хозяйства и заключается в том, что в то время, как в Кишиневе цена дров стояла несколько выше 30 рублей за кубическую сажень, родные и знакомые служащих в управлении лиц получали такие же дрова по 18 рублей за сажень. Второй известный мне случай гораздо серьезнее; на него мне указал Писарев, а я проверил правильность его замечаний документально. Монастырские земли сдавались в аренду с торгов, по довольно строгим кондициям, и цены на них в последнее время были подняты, соперничавшими на торгах соседними крестьянами, до 16–22 рублей за десятину в год. Кондиции предоставляли управлению право, в случае несвоевременного взноса платежей, отбирать у арендаторов имение и сдавать его другому лицу, причем первые арендаторы оставались ответственными за сохранение первоначальной арендной цены и были обязаны уплачивать управлению, в случае более дешевой сдачи, всю разницу, вплоть до окончания срока аренды.
Ревизор нашел ряд дел, в которых со стороны управления обнаружено было явное попустительство неаккуратным платежам арендаторов: им не делалось напоминаний, повесток о наступлении льготного срока им не посылалось. Был даже один случай отказа в приеме денег под предлогом праздничного дня. Льготный срок для взноса срочного платежа проходил, и тогда чины управления проявляли кипучую деятельность. В течение двух – трех дней заключался новый контракт, без торгов, с каким-нибудь аферистом, получавшим при этом значительную уступку в цене. Разница в платеже ежегодно довзыскивалась с первоначальных арендаторов, крестьян, которые, однако, нуждаясь в земле, продолжали, сверх того, уплачивать и всю первоначальную арендную сумму, но только не управлению, а новому арендатору. Благодаря такому остроумному изобретению и владелец ничего не терял, и управляющие были сыты.
Интересно было бы проследить судьбу тех капиталов, которые сосредоточились в министерстве земледелия и государственных имуществ в виде остатков от расходов по управлению монастырскими имениями. Если они не подверглись утечке в виде пособий чинам центрального управления, то это большая заслуга со стороны министра земледелия. Ручаюсь, что в министерстве внутренних дел сумели бы расписать эти капиталы, как следует.
Раз же зашла речь об учреждениях министерства земледелия, следует упомянуть о бессарабском училище виноделия, находившемся в трех верстах от Кишинева, прекрасно оборудованном и стоившем казне больших денег. При нем, кроме директора, состояли: законоучитель и настоятель училищной церкви, преподаватели: химии, естественной истории, физики, почвоведения, плодоводства и учения о машинах; кроме того, в училище служили: винодел, виноградарь, два лаборанта опытной станции и химической лаборатории, бухгалтер, письмоводитель, врач и фельдшер, а также значительный персонал низших служащих. Не было только в этом училище учеников, по крайней мере – я их не видел. Но если даже допустить, что в данном случае я несколько отступаю от истины и основаться на сведениях, сообщенных мне директором, во время посещения мною училища, то окажется, что число учеников к числу служащих относилось в то время, как 8 к 30-ти. Любопытно, что министр земледелия Ермолов меня же обвинил в неудовлетворительной постановке министерского училища, когда я сообщил ему свое впечатление о полной бесполезности этого заведения: «Вы сами в этом виноваты», сказал он, – «не допуская приема евреев в училище; пусть только разрешат евреям учиться виноделию и училище немедленно наполнится». Последующее знакомство мое с питомником и плодовым садом еврейского колонизационного общества, о котором я расскажу своевременно, вполне подтвердило правильность заключения Ермолова.
Бессарабское виноделие, дававшее населению губернии ежегодно около 12 миллионов ведер вина, страдало не столько от неудовлетворительной постановки специального образования и недостатка среди виноградарей и виноделов знаний и опыта, не столько даже от распространения филлоксеры[7], с которой энергично и довольно успешно боролось местное земство, сколько от деятельности акцизного ведомства, успевшего уже, благодаря особым узаконениям, убить мелкое табаководство в губернии и занимавшееся с усердием, достойным лучшего дела, подрывом мелкого виноградного хозяйства в Бессарабии.
Управление местными акцизными сборами, конечно, по обязанности службы, стремилось увеличить в Бессарабии число мест продажи и потребления казенной водки и, таким образом, являлось конкурентом производителей виноградного вина. Заменяя, при помощи усиленного сбыта монопольки[8], легкое и веселое возбуждение, доставляемое виноградным соком, тяжелыми и мрачными галлюцинациями, вызываемыми нашей водкой, акцизники усматривали неблагоприятные для себя условия в дешевизне вина, которое, в качестве сельскохозяйственного продукта, не только было свободно от акциза, но и продавалось владельцами садов без выборки торговых документов. На эту-то последнюю привилегию садовладельцев и обращены были все усилия акцизного ведомства, а благодаря знакомым нам особенностям Бессарабии, борьба с садовладельцами велась под юдофобским флагом. Интерес фиска, столкнувшись с интересом местных виноделов, встретил на своем пути еврея, и дальнейшее направление деятельности акцизных чиновников получило, благодаря этому, вид борьбы с тем злом, которое обычно называют еврейской изворотливостью.
Владельцы виноградников могут свободно и беспошлинно продавать вино из своих собственных садов, и, в таком случае, помещения, где продажа вин производится, не облагаются никакими сборами. Нашлись евреи, и даже в большом количестве, обзаводившиеся десятками-двумя виноградных лоз, которые они сажали на нескольких квадратных саженях земли, в городах и местечках, или же в тех немногочисленных имениях, которые были приобретены евреями еще по старому закону, становясь, таким образом, владельцами виноградников. Снабдив себя удостоверением какой-нибудь управы о принадлежности им виноградника, они затем преспокойно торговали вином из своих квартир. Хотя это вино покупалось ими на базаре, но метки на вино не положишь, и потому выходило так, что виноградная лоза в Бессарабии давала евреям больше вина, чем некогда в земле обетованной, где виноградную кисть, по библейскому преданию, с трудом несли два человека. Как ни старалось акцизное ведомство прекратить столь явное нарушение цели и смысла благоприятного для виноделов закона,
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
