и убийство достойного горожанина города, Лура да Фенора! — закричал писарь, тыча пальцем в наглеца, желая тут же успокоить судью.
— А? Ну вот. Кто свидетель? — со злорадством спросил советник, чувствуя, как боль медленно отступает.
— Я, господин судья, — робко вызвался неприметный человек, стоявший в стороне, у самых дверей.
— Кто ты и что видел? — своим обычным грозным тоном спросил советник.
— К судье вызывается свидетель! — почти что криком, взлетевшим к самым сводам большого зала, поторопил замешкавшегося мужчину писарь.
Советник скривился, «отблагодарив» служащего ядовитым взглядом. Встревоженная писарем голова вновь наполнилась болью. Свидетель подошёл к столу. Бесконечно жалкий, пытавшийся даже сейчас казаться пустым местом человек прятал глаза в пол, суетливо дёргал руками, переминался с ноги на ногу.
— Я Цуки, слуга в таверне «Добрый очаг». Зашёл к нам этот, ну, и я сразу признал меч торговца Лура. Лур часто бывал у нас и… Ну… Ну потом на его караван напали. Вот я увидел его меч у этого и… Ну… Ну позвал стражей, — постоянно тыкал длинным пальцем в Роса стоявший перед судьёй слуга. — Так мы узнали… узнали ну… Ну, что там и надпись имеется, которая полностью подтвердила… Это… Ну… Ну, что это его меч. И… Ну…
— Всё ясно, ну, — издевательски ухмыльнулся судья.
Боль затихала, а ничтожество, кривлявшееся перед покрытым красным сукном, идеально чистым столом правосудия, забавляло советника.
— Более чем, ну, — угодливо поддакнул ему улыбнувшийся писарь.
— Что так воняет??!! — внезапно вновь разозлился было успокоившийся советник. — Потерянный?! Ведите его уже на виселицу с глаз моих!
— Что ясно-то? Меч может и того торговца, но я-то тут при чём? Я купил его на рынке в Торе и не убивал, не грабил. Моей вины тут нет, — уверенно заявил наёмник, пока стражи уводили из зала покорного чужой воле молодого старика.
— Молчать!! Я здесь решаю кому говорить! Право говорить без особого разрешения дано только достойным горожанам! — внезапно рассвирепел советник, хватаясь обеими руками за голову, а в висках уже стучало и начало слегка подташнивать.
— Да какая разница кто говорит и когда, тем более кто решает? Я не виновен и… — продолжал как ни в чём не бывало наглый Рос.
— Я… ты… ты… — зажмурился от, казалось, расколовшей голову пополам боли судья. — Я тебя… в один миг…
Писарь налил советнику в кубок воды и тот медленно, как советовал лекарь, выпил её до дна. Полегчало, ведь он верил лекарю также, как святому отцу.
— Отрубить обе руки на ярмарке! — намерено очень спокойным, но крайне зловещим тоном вынес свой вердикт судья. — А пока пусть посидит в темнице и поразмыслит как будет жить без рук за стеной, среди потерянных, где ему самое место.
— Ничего, советник, скоро и тебе руки-ноги, да и голову снесут. Не по закону судишь, старик. Ты должен дождаться подтверждения из Тора о купленном мною мече и только если… — перспектива бродить без рук среди потерянных очень разозлила наёмника.
— Ха! Живо в темницу его и не кормить до самого дня ярмарки! — перебил его злорадствующий судья. — Сдохнет от голода и то правосудие. Хотя, — обхватил он охваченную вновь усилившейся болью голову руками, — если переживёт голод, а такие мрази сродни крысам, отрубите ему и ноги за угрозы судье. А после пусть сдохнет за городом, в канаве с дерьмом!
— Судят У́наса, селянина из Бродов, за нападение на достойного горожанина! — поставил точку в деле наёмника Роса писарь.
Стражи утащили прочь сопротивлявшегося воина, что продолжал осыпать проклятиями и судью, и стражей, и сам город, в котором ему так не свезло с ворованным мечом. Это лишь позабавило советника и даже слегка облегчило его страдания.
— Селянина?! Что за день такой?! Кто свидетель или жертва? — раздражённо выдал судья, не сразу заметив вышедших к нему магистра с внуком.
Теперь советнику нужно было резко стать очень вежливым и предельно спокойным, ведь с магистром, замешанным в этом деле, нужно дружить. И несомненно, несмотря на любые доводы противной стороны, судить в пользу главы города.
— Мой внук Ватр да Дюре был атакован этим оборванцем. Есть множество свидетелей, которые уже рассказали мне и страже о том, как всё было. Теперь я, Прим да Дюре, говорю за них, — вышел поближе к судье сам магистр города.
— Так. Что же случилось, господин магистр? — несмотря на боль, тошноту и злобу, внешне советник по закону превратился в саму любезность.
— Мальчишки как обычно играли за стеной. Подошёл этот пьяный мерзавец и стал насмехаться над моим внуком. Он, как мы его и воспитываем, решил преподать тому урок вежливости, но верзила повалил моего внука в снег и разбил ему нос. Да, у моего мальчика был нож. А как иначе противостоять мужику, превосходящему его вдвое? Я требую строжайше наказать виновного, плетей здесь будет мало, — высокий, статный магистр, несмотря на возраст, смотрелся внушительно, а властный голос завораживал.
— По закону за такое пятьдесят плетей, но учитывая все обстоятельства произошедшего, думаю, что злодею… — вопросительно посмотрел в глаза магистра советник — …следует отнять руку.
— Вполне, — одобрительно кивнул Прим. — И пусть это также будет на городской ярмарке, чтобы показать всем сельским придуркам, что никто не смеет нападать на достойных.
— Постойте! Так нельзя! Мальчишки вешали пса на дереве, а я спас его. Внук магистра кинулся на меня с ножом и получил в нос. Ему́ нужно всыпать плетей, если не пятьдесят, то хоть десять. Я не виновен! — очнувшись от оцепенения, вызванного несправедливостью происходящего, закричал Унас.
— Стража! В темницу его! Суд окончен! — поспешно заорал писарь, после просительного взгляда советника по закону.
Селянин кричал о правосудии ещё и когда его вывели из ратуши. Только получив пару зуботычин от стражей, обречённо умолк. Мрачные прогнозы его нового знакомца сбылись, а смех потерянного над его наивной верой в закон уже не казался столь неуместным.
Выгодное предложение
Выгодное предложение
Эшт. Агрия. День третий
