Ему было всё равно, какими методами работать. Главное — результат. Он и руки-ноги подозреваемым ломал, и сигаретами кожу прижигал, и даже ногти выдирал плоскогубцами. В прежние времена его за такое по голове и не погладили бы, но сейчас подобное варварство уже никого не пугало.
Впрочем, Кузьму Пузырь тоже не сильно пугал. Кузьма отпираться не собирался. Подтвердит «версию следствия» и тем самым приблизит финал собственных дней. Смысла сопротивляться нет. Если коллектив что-то решил, этого уже не изменить, даже если скажут, что чёрное — это белое.
— Да не вру я, — Кузьма уставился в глаза Контрабасу. — Считаете, что это я сделал — не вопрос. Вам виднее. Вы же были там, всё видели, всё знаете, да? Что дальше? Расстреляете? Да пожалуйста! Мне насрать.
— Короче, хорош языком молоть, — Контрабас сплюнул на пол и похлопал по дубинке, висевшей на поясе. — А то ведь могу и рёбра пересчитать, если выёбываться будешь. И тебя это тоже касается! — крикнул он заключённой в соседней камере.
Девушка не ответила.
— Зачем держите её здесь? — спросил Кузьма. — Она ничего не сделала. Не она убила того военного.
— А это не твоя забота. Сделала — не сделала… Разберёмся без сопливых, — отрезал Контрабас. — И чтоб больше никого балагана мне тут!
Он ушёл, оставив Кузьму наедине с собственной трагедией.
Удивляли перемены, произошедшие с Контрабасом. Прежде он никогда так с коллегами не общался. С вышестоящим же начальством и вовсе лебезил, словно холоп перед барином. А теперь этот заморыш почувствовал власть, принялся командовать и угрожать. Рёбра он, видите ли, пересчитает… Кузьма и сам ему мог рёбра пересчитать, причём без всякой дубинки.
С Лидой тоже всё понятно. Её взяли в рабство, чтобы потрахивать в свободное от службы время. Она для них — игрушка, с которой можно делать всё что угодно. И никто этому не помешает, ведь в городе уже пятый год хозяйничает народная дружина. Они здесь закон, и нет никого, кто бы это опроверг.
Вечером пришёл Федя Кабанов. На Кузьму он даже внимания не обратил. Сразу направился в соседнюю камеру. Залязгал ключ в замке, устало скрипнули петли.
— Ложись давай! — раздался грубый приказ Феди.
— Не надо, пожалуйста, — едва слышно проскулила Лида.
— Я сказал, ложись! Не заставляй применять силу.
Послышалась какая-то возня. А Кузьма думал о том, что ему придётся всё это слушать, сидя по соседству безмолвной тенью. Он здесь — пустое место. Настолько пустое, что даже бывшие коллеги не видят его.
— Эй, Кабан, прекращай! — крикнул Кузьма, не желая мириться с таким положением вещей. — Хорош беспредельничать! Здесь тебе не бордель.
— Закнись, хуйло! — рявкнул Федя. — Будешь мешать, зубы повыбиваю.
— Давай, попробуй. Главное, не зассы один на один.
Кузьме было всё равно, что произойдёт дальше. Скорее всего, прибежит Контрабас и достанет дубинку. Вряд ли против двоих получится долго продержаться. Но какая, в сущности, разница? Это тело больше не пригодится. Даже некий нездоровый азарт появился.
— Чего там вякнул, мудозвон? — огрызнулся Федя. — Тебе конец, ты понял? За то, что ты сделал, тебе башку прострелят.
— Да, но пока я всё ещё здесь. Оставь девушку в покое, уёбище!
— Ты там совсем охуел? Обзываешься ещё? Заткнись по-хорошему, а?
— Не, не заткнусь.
— Тебе же хуже будет! Последний раз предупреждаю.
— А мне насрать. Спокойно развлекаться я тебе не дам.
— Так… — Федя закипал от гнева. — Ты, сука, меня уже заебал. Всё, считай, допизделся.
Хлопнула соседняя решётка, Кабан выскочил в коридор и стал яростно вертеть ключом в замке камеры Кузьмы. Дверь распахнулась. Но Кузьма уже ждал Федю, приняв боксёрскую стойку. Кулак прилетел точно по оплывшей щеке толстяка. Федя тоже махнул кулаком, но промазал, и с матом попёр на Кузьму. Тот двинул сослуживца по голове, чуть не сломав собственную руку, а Федя угодил ему по носу, отчего перед глазами вспыхнули яркие круги, обхватил Кузьму поперёк туловища и попытался повалить.
Они рухнули на пол и стали кататься в тесном пространстве между кроватями, мутузя друг друга кулаками. Кузьма не заметил, когда подоспели двое. Он лишь слышал хрипловатый тенорок Контрабаса и ещё чей-то голос — кажется, Жеки. Град ударов заплясал по спине, по рёбрам, по голове, по рукам и ногам. Весёлая резиновая дубина и суровые армейские ботинки кусали со всех сторон под аккомпанемент матерной ругани бывших сослуживцев. Рот наполнялся кровью. Боль с хрустом разносилась по всему телу, и крик пытался вырваться на свободу, но Кузьма стиснул зубы и молчал.
Ночью он никак не мог заснуть. Лицо распухло, изо рта пропали три зуба, к носу было больно прикоснуться, как и двигать левой рукой. Что-то сверило в обоих боках, в животе, в позвоночнике, саднила коленная чашечка. Глаза застилала мутная пелена. Хотелось забыться, но боль не позволяла. Добавлял неприятных ощущений и голод, ведь тюремщики решили Кузьму не кормить этим вечером. И теперь он с нетерпением ждал, когда его мучительную бесполезность закончит спасительное утро выстрелом в голову.
Но в набрякшей от гематом голове вертелась прежняя неистребимая мысль, убеждавшая в необходимости «вознестись». В нынешних обстоятельствах это было смешно. Кузьма всё отдал бы ради того, чтобы ещё хотя раз расправить крылья и почувствовать свободный полёт, но безжалостная решётка и бело-синяя стена за ней пресекали любую надежду, напоминая о том, что скоро долгожданная пуля оборвёт все глупые мечтания.
В соседней камере всхлипывала Лида. Ей не повезло. Для неё кошмар закончится нескоро.
Кузьма даже не понял, каким образом умудрился заснуть, правда, случилось это лишь под утро. И сквозь тягостную дрёму до него донеслась автоматическая трель штурмовых винтовок. Он не сразу открыл глаза. Поначалу стрельба казалась частью терзавшего его сновидения, но вскоре пришло осознание, что звуки — настоящие.
Кузьма открыл глаза и долго лежал, слушая автоматную перекличку где-то на улице и гадая, что там происходит. Вставать не пытался. Болящее тело требовало отдыха. Подниматься лишний раз было тяжело и бессмысленно.
Такой отчаянной пальбы в городе давно не случалось, особенно возле штаба народной дружины. Если кто-то вздумал напасть, то эти ребята очень рисковые. Кто это может быть? Иногородние? Военные? Или… Мысль о том, что штаб атаковали крылатые, пришла не сразу, но стоило ей появиться, как она прочно укоренилась в голове и породила страх. Вот только Кузьма боялся не самих существ, а ложной надежды, которая случайно могла просочиться в сознание, смирившееся с неизбежным концом.
В какой-то момент пальба стихла, а потом хлопнула входная дверь, и в изолятор вбежали люди. Кто именно, Кузьма не видел, зато отчётливо слышал голоса.
— Откуда
