Я сейчас попытаюсь посмотреть тонкий уровень вашего информационного поля.
Некоторое время он молчал, сосредоточившись, потом вытянул перед лицом Савушкина ладони, он почувствовал что-то похожее на тепло, руки плавно опустились вниз, затем профессор вновь поднял их и возвел над головой Никиты.
— У вас чистая карма, — наконец заговорил Павел Григорьевич. — Но есть человек, который сильнее вас в данной ситуации. Он хочет вам зла. Его направленные отрицательные эмоции и агрессия прорвали ваше поле. И хорошо, что вы ко мне обратились… Я дам вам немедленную разгрузку, вы заснете, а мне придется восстановить разрушенные полевые структуры.
— Это так серьезно? — недоверчиво спросил Савушкин. Он чувствовал себя недотепой-троечником, который попал в компанию вундеркиндов.
— Очень серьезно, товарищ майор! — резко ответил Осмоловский. — При подобных повреждениях человек через неделю-другую имеет обыкновение внезапно умирать, а наши замечательные врачи бестрепетно ставят диагноз: «пневмония» или что-то в этом роде.
Савушкин вспомнил о своих болях в левой стороне груди.
— Молчите, я все вижу! — оборвал профессор.
Через пару минут Никита погрузился в гипнотический сон.
…Когда он очнулся, почувствовал, будто искупался в кислородной ванне. Павел Григорьевич, побледневший и осунувшийся, сказал:
— Выслушайте мой совет, молодой человек. У вас тяжелейшая работа, кто-кто, а я это прекрасно вижу. Знаю, что многие ваши коллеги погибают не только от пуль. Не менее страшны для всех вас направленные отрицательные энергии. Помните правило, пусть оно будет вести по жизни: никогда не думайте плохо, с ненавистью, с презрением о людях, и я подчеркиваю, в том числе и о преступниках. Да-да, не удивляйтесь и не возмущайтесь! Ответная реакция, атака по законам отражения может оказаться для вас еще более мощной, агрессивной — и в конце концов губительной для вашего здоровья.
— Так что же, любить их прикажете? — не выдержал Савушкин.
— Я этого не говорил. Речь идет о вашей целенаправленной агрессии, от которой можете пострадать сами. Относитесь к преступникам ровно, как к рабочему материалу.
— Честно говоря, у меня голова кругом идет.
— Вам, Никита, наверное, приходилось терять друзей?
— К сожалению…
— И вы, конечно, знаете о несправедливой закономерности: хорошие люди часто несчастливы, тяжко болеют, уходят раньше? А объяснение в том, что их болезни и несчастья как бы блокируют все то черное, что скрывается в их сердцевине, или досталось от прошлой жизни. А негодяи и мерзавцы, наоборот, живут припеваючи, потому что, как правило, им достается от прошлой жизни чистая сердцевина… — Профессор задумался, покачал головой. — Меня многие считают чудаковатым, но предпочитают не спорить, потому что я вижу болезнь и справляюсь с ней. Но при этом лечу, кстати, не ее, а человека…
Никита вышел на улицу и подумал: «Вот попробуй объясни начальнику: задержался потому, что мне исправляли полевые структуры! А он еще переспросит: половые?»
Глава 6
Брагин с ходу накинулся на Никиту:
— Ты где пропадаешь? Тут дикое ЧП! Всех на уши поставили: депутата госдумы Столетова убили…
— И тоже цементом обмазали?
— Мне, Никита, не до шуток!
— А я не шутил… Кстати, я у врача был. С нервами чего-то нехорошо и сердце прихватило.
— Давай поезжай на подкрепление, там наши уже с утра крутятся, — распорядился Брагин, пропустив мимо ушей жалобы на здоровье.
— Скажи хоть, что там произошло? — спросил Савушкин.
— Размозжили череп бутылкой шампанского. Кровь с пузырями…
Никита понял, что, если он вовремя не появится на месте крови, люди, не любящие его, сделают все, чтобы подставить его. Слишком подлые нравы пошли, слишком пусто в душе у тех, кто хочет перехитрить время. Но им останется лишь волна, которая рождает лишь пену. Она оближет пятки и не оставит следов…
После общения с профессором он чувствовал обновление и неестественное возбуждение. И странные образы приходили в голову.
Никита опоздал. Все ушли. Даже след крови старательно подтерли. Номенклатурный дом, наученные «шестерки»…
Он вошел в подъезд и попытался представить, как могло произойти убийство. «Иной раз пустая сцена несет больше смысла, чем спектакль, происходящий на ней», — подумал Никита.
В этот раз он изменил себе, не стал посещать юдоль печали — морг. Человек заблуждается, когда пытается, глядя на мертвые уста, получить ответ. Он сознательно не пошел на следующий день на работу, он уже знал, как бороться со страхами, которые его одолевают. Он знал, что «розочка» — горлышко от бутылки шампанского, безжалостно разбитой о голову депутата, ничего не скажет, нужно будет только строить версии, и уж понятно, что ни одна из партий ни возьмет на себя ответственность в диком убийстве. «Подъезд как подъезд. Никогда вещь в себе не раскрывается по наитию. Но пацаны не хотят слушать голос мостовой…» Никита сел на бордюр, вытащил из сумки-микрушки шапчонку, напялил на голову и превратился в полубомжа, в полуинтеллигента. Что-то вроде разведчика.
Он подождал, пока его начнут замечать. Самое главное — превратиться в существо, не отличающееся от стен дома. Вроде всегда здесь торчал этот неказистый алкаш…
— А чё, пацаны, грохнули тут кого-то сегодня? — спросил он у подростков, которые по очереди смолили сигарету.
— А тебе чё — завидно? — отреагировал самый высокий из них.
«Выпендрежный щенок», — определил юношу Никита.
— Давно тусуетесь без бухла? — закинул он удочку.
— А чо, у тебя намек есть? — напыжился длинный. На вид ему было не больше пятнадцати.
— Есть конкретное предложение: я даю тебе сотку, покупаешь водяру и пару пива… И поправим черепок. Есть нужда.
— Ха-ха! — изумился пацан. — Доверчивый, а ты не боишься, что мы слиняем с твоими башлями?
— Абсолютно непугливый! — заверил Савушкин.
Пацаны пили из горлышка и не морщились: в этом возрасте вкус значения не имеет.
— Ты классный кент, хоть и старый. Тебя как звать?
— Ник!
— А меня Джеки, — сказал высокий. — Это Сэм, а вот он — Быря.
— А тот мужик, которого замочили, он чего — крутой? — поинтересовался Никита.
— Депутат какой-то, — ответил прыщавый парнишка по имени Быря. Он курил сигарету без фильтра и постоянно сплевывал крошки табака.
Никита тоже приложился к бутылке, запил пивом: если играть — то по правилам. На выдохе он заметил, как подплыл милицейский «форд». Беззвучная, чтоб ее разобрало, машина. Он, не торопясь, поставил бутылку на асфальт, не меняя позы, повернул голову. Над ним возвышался сержант, державно поигрывал дубинкой.
— Та-ак… Распиваем спиртные напитки в общественных местах! — лениво произнес он.
«Чтоб тебя черт побрал!» — подумал Никита, пружинисто вскочил.
— Шеф, ну, на два слова, пацаны молодые, не трогай их, меня забирай! — Никита пошел к машине, сержант, как бы нехотя, двинулся за ним. Савушкин аккуратно вытащил удостоверение, сержант криво усмехнулся. — Пацанов разрабатываю по
