удовольствием обгрызала ломоть куриной грудки, держа ее в руках. Барон все так же молча сидел за столом, и перед ним, как и передо мной, лежал только хлеб. Даже этот хлеб он ел очень нехотя: не кусая, а отламывая по кусочку. Баронет ел плотно и быстро, покряхтывая от удовольствия. И в середине завтрака смачно рыгнул, вызвав умиление у матушки:
— Кушай-кушай, сынок. Один ты и есть надежда рода!
Впрочем, еды на столе было так много, что, доедая свою курицу, баронесса благодушно сказала:
— Что ты сидишь тут и коркой давишься, как сирота? Вон рыба на столе лежит. Возьми кусок.
В отличие от обильно жрущих маменьки и сынка, времени за завтраком у меня было много, и я успела нормально рассмотреть комнату, в которой вчера проходил свадебный пир. Это было просторное помещение со множеством дверей, из которого уже вынесли все столы, кроме одного. Беленые стены с трещинами. Нависающие массивные балки, идущие поперек комнаты, темные от вековых наслоений копоти. Все четыре фасадных окна были здесь, но свет давали тусклый из-за грязи. Полы в комнате выложены из тщательно пригнанных шероховатых каменных плит. Если их отмыть так, чтоб проявились белые прожилки на камне, может быть, даже будет красиво. Этой зале было присуще некое брутальное очарование. Если бы не общая запущенность, комнату можно было бы считать интересной.
Дверь в торце явно выходила на кухню: оттуда выносили еду и посуду. А вот куда вели несколько дверей, идущих по стене с камином, я не поняла. Возможно, там внутри спять слуги? Самым странным для меня было то, что завтракали за столом как будто незнакомые люди. Кроме редких и недовольных замечаний баронессы, относящихся ко мне, и единственной похвалы своему сыну от нее же больше никто не произнес ни слова. Просто за одним столом рядом со мной сидели совершенно чужие люди и ели. Барону, кстати, никто рыбы не предложил. Даже стоящая за спиной баронессы служанка не озаботилась этим.
Есть было немного брезгливо, но и с голоду помирать я не собиралась. Поэтому, сняв зажаристую шкурку, которую, скорее всего, трогали грязными руками, я с удовольствием ела плотное и очень вкусное рыбное филе, аккуратно выбирая его между крупных костяных звеньев. Ела прямо руками, так, как руками ели все: вилок на столе не было.
Потом подали коляску, и я с удивлением увидела, что баронесса-мать может ходить! До этого момента я думала, что она инвалид. Но, как выяснилось, этой туше было просто тяжело таскать саму себя.
Ее выкатили в кресле во двор, прямо к экипажу, в котором вчера меня привез муж. И там, с трудом поднявшись из своей каталки, кряхтя и охая, баронесса забралась по ступенькам на сиденье коляски. Конечно, сзади ее поддерживали и подталкивали две служанки, но все же двигаться сама она могла. Барона привели за руку и усадили рядом с женой. Следом поднялся мой муж, который теперь сел спиной к возничему и лицом к родителям.
А уж потом скомандовали залезать и мне. Мы выехали со двора, а следом за нами отправились две большие пустые телеги. В одной из них ехали две служанки, а во второй вообще никто. Спрашивать что-либо у свекрови или мужа я не хотела, и потому просто с удовольствием разглядывали окрестные пейзажи, успокаивая себя мыслью: «Мне нужно потерпеть всего несколько дней. Потом этот самый… он уедет, а я хоть немножечко начну разбираться в этом мире. Надо просто немного потерпеть.».
Ехали мы довольно долго, дорога шла через не слишком густой лес. Только часа через полтора деревья окончательно раздвинулись, открывая пустые, уже убранные поля и небольшое поселение. Вот там, в этой деревне, нас и ждали. В центре поселения, рядом с колодцем стояли дощатые козлы, составленные в ряд и покрытые грубо сколоченными щитами. Кольцо стола почти полностью охватывало все свободное место на крошечной деревенской площади. На эти импровизированные столы селянки, завидев наш экипаж, начали торопливо стаскивать еду: миски с вареными яйцами, горячие куски печеной тыквы, вареные овощи: горох, картофель, морковь. Сыр и плошки с колобками масла, суховатые плотные лепешки из зерновой муки. Темное на разломе тесто не вызывало аппетита.
Конечно, такого изобилия, как за баронским столом, здесь не было. Но все же для местных это, похоже, был пир, на который пришли исключительно самые состоятельные мужчины. Женщин и детей, как и местных бедняков, за стол не сажали. Женщины только подносили новые блюда или стояли за спиной у мужей, иногда получая кусок еды, который почти немедленно отдавали топчущимся неподалеку детям. Никто не казался сильно голодным. Похоже, детворе просто интересно было получить лакомство со стола. Вот среди этого столпотворения мы и просидели во главе стола большую часть дня.
Кланялся и произносил тосты чуть пьяненький староста. По очереди вставая, желали молодым всяческих благ местные «богатеи»: сапожник и два гончара. Под эти самые тосты каждый из жителей деревни приносил подарок своему барону в честь свадьбы сына. Пили какую-то бражку или нечто похожее: я не слишком разобралась и пить такое не рискнула.
Телеги, которые стояли сейчас за нашей спиной, постепенно наполнялись. Тканей и ваз здесь никто не дарил. Зато богатым подарком выглядели две живые курицы со связанными лапами. Подарок гончара и вовсе поражал воображение и вызвал гул у селян: это была большая корзина пересыпанных соломой яиц. Дарили в основном продукты. Кто здоровую тыкву, кто несколько кочанов капусты. Несли морковку и яблоки, картофель и свеклу. Все это служанки споро упаковывали в прихваченные из дома мешки. Еда на столе была добротная, сытная и не такая противная, как в баронском доме. Я с удовольствием почистила и съела две сваренных в «мундире» картофелины, взяла вареное яйцо и закусила все хрустящим спелым яблоком, замечательно вкусным и сочным.
Самое интересное, что свекровь вела себя совсем не так, как дома. Нет, она не удержалась полностью от оскорбительных для меня замечаний. Но произносила она свои гадости только тогда, когда это видел и слышал кто-то из местных богатеев. На остальных сволочная баба просто не обращала внимание.
Некоторое время за столом крестьяне аккуратно выспрашивали у баронета, не будет ли войны. Муж мой отвечал коротко и грубовато, но
