Часть 2. Король и его генерал. Глава 3
Наступило время, когда птенцы покидают гнездо. Четверо юных покорителей подземелья Заган уплыли из Синдрии навстречу своей судьбе. Когда Когъёку смотрела, как они погружаются на корабль, прощаются с генералами, ее сердце пронзила щемящая тоска. Али-Баба и Хаккурю были почти ее ровесниками, но рядом с ними она ощущала себя взрослой и умудренной опытом женщиной. Нет, она была довольна своей жизнью, но на краткий миг ей захотелось стать такой же, как они. Жаждущим приключений юным покорителем подземелий. Но Когъёку быстро отбросила такие мысли. Беззаботность четверки ребят лишь кажущаяся. Со слов Синдбада она знала, что у молодого принца империи уже много проблем, Али-Баба тоже не мог похвастаться беззаботной жизнью. Нет, ей нечему было завидовать. Ее место — рядом с Синдбадом. Она выбрала свой путь и счастлива.
Вечером, когда солнце величественно опускалось в море, король и его генерал шли по песчаному берегу. Обычно Синдбад отправлялся в такие прогулки один, чтобы поразмыслить вдали от суеты дворца. Но сегодня он почему-то пригласил Когъёку с собой. Такой знак доверия тронул ее.
Некоторое время они шли молча. Синдбад вглядывался в горизонт, словно искал там ответ на мучившие его вопросы. Когъёку видела, его что-то гложет, но не спрашивала, решив: пусть он сам поделится с ней своими мыслями, если захочет.
— Удивительно, в мире должно быть только три маги, но вдруг словно из неоткуда появляется Аладдин, — наконец произнес Синдбад. — Тревожный знак. Я чувствую, грядут эпохальные события. Мир стоит на грани великих потрясений.
— Поэтому ты решил привлечь этих ребят в Синдрию? — спросила Когъёку.
Синдбад невесело усмехнулся.
— Да, хотя Аладдин отверг мое предложение стать маги Синдрии, но я уверен, я надежно привязал их к нашей стране. Я постарался сделать все, чтобы она стала для них домом. Если они будут воспринимать Синдрию, как единственное место, куда они могут всегда вернуться, то будут сражаться за нее, не жалея жизней.
Синдбад бросил взгляд на Когъёку.
— Ты не собираешься следом за Джафаром прочитать мне лекцию о том, что нельзя использовать детей?
Когъёку ответила ему понимающей улыбкой.
— Я знаю, что ради Синдрии ты без колебаний пожертвуешь всеми нами.
— И несмотря на это ты все еще рядом со мной? — в голосе Синдбада звучала горечь и застарелая боль.
— Но я знаю, что также без колебаний ты пожертвуешь собой, — спокойно заметила Когъёку.
С минуту Синдбад молчал.
— Помнишь, я говорил, что встреча с Аладдином — провидение Рух? — тихо произнес он. — Так вот — встреча с тобой тоже воля Рух. Как иначе объяснить, что в ту ночь я выбрал «Белую лилию» из десятка других заведений? Какая-то сила вела меня.
Когъёку не нашлась, что на это ответить, и дальше они шли в тишине, лишь шуршали набегающие на песок волны.
Синдбад присел на камень у самой кромки воды, Когъёку примостилась на камушке рядом.
— Знаешь, Ко, на самом деле я сильно завидую Али-Бабе и Аладдину, — вдруг признался Синдбад.
На горизонте расцветал закат, нежно-розовый плавно перетекал в кроваво-алый, в яркий багрянец и мягкий фиалковый. На лицо Синдбада упали тени, и он будто разом состарился, стал усталым, утомленным тяжелым грузом ответственности.
— В юности я мечтал о приключениях и путешествиях, — произнес он с такой разрывающей сердце тоской, которой Когъёку никогда прежде не слышала в его голосе. — Я представлял, как буду бороздить морские просторы, сражаться с чудовищами. Я хотел увидеть все чудеса мира, мечтал побывать на краю земли и посмотреть, как море водопадом падает с нашего плоского мира в черноту космоса. Но я покорил подземелье и стал сосудом короля. Иногда я думаю, что лучше бы я тогда не послушал Юнана.
Когъёку внимала речи Синдбада, ей одновременно было горько и сладко. Она была счастлива, что он доверяет ей свои сокровенные мысли, но она ощущала его боль.
— Я любою Синдрию, Ко, но иногда дворец кажется мне золотой тюрьмой, — закончил Синдбад.
Когъёку еще немного подождала, а когда поняла, что он больше ничего не скажет, заговорила.
— Син, я понимаю твою тоску по странствиям. Моряка всегда тянет в море, да?
Поколебавшись, Когъёку накрыла его руку своими тонкими пальчиками и осторожно погладила. Синдбад вздрогнул, обернулся, и в его глазах Когъёку снова увидела то странное выражение, которое не могла прочесть. Нежность и что-то еще, неуловимое. Ободренная, она заговорила дальше.
— Ты был рожден королем. Приключения бы вскоре тебе наскучили, твоей мятущейся душе нужно что-то посерьезнее сражений с монстрами и охоты за сокровищами. Твоя тоска по дальним странствиям может оказаться лишь иллюзией, бессмысленным томлением души. А твоя настоящая цель — Синдрия. Приключения — поверхностные развлечения, а создание целого государства — это нечто более важное. Разве ты не чувствуешь удовлетворения и радости от того, что смог создать такую чудесную страну? Разве тебя не согревают улыбки твоих подданных? Разве не ты говорил, что они твоя семья? И главное — разве управление страной не интереснее любого приключения?
Она выдохлась и замолчала.
«Не слишком ли наивны мои слова? Все-таки я по сравнению с ним еще совсем девчонка, он старше и мудрее меня. К чему ему мои советы?»
Но в устремленном на нее взгляде Синдбада на мгновение промелькнуло удивление, а затем на смену ему пришло понимание.
— Когда ты успела стать такой мудрой, малышка Ко? — спросил он, и теперь его улыбка была привычной, чуть хитрой, ироничной.
Когъёку поняла, что краснеет и мысленно разразилась проклятиями.
— Я стала такой мудрой, потому что я не малышка, — пробухтела она. — Хватит уже меня так называть.
— О-о-о, а как же мне тебя называть? — протянул Синдбад. — Большая Ко? Сестренка? Тетенька?
Когъёку побагровела и от смущения, и от раздражения.
— Хватит меня дразнить! Хватит дурачиться! Ты… ты… идиот, растерявший всех джиннов!
Она замахнулась на Синдбада кулаком, тот рассмеялся, а затем вдруг склонился к Когъёку. И она снова почувствовала то же самое, что и во время поединка: она растворялась в его золотых глазах. От Синдбада пахло сандаловым маслом и чем-то еще. Наверное, так могло пахнуть южное солнце.
— Прости, но дразнить тебя так забавно, — шепнул он почти у самых ее губ. — Ты так мило смущаешься и злишься.
Синдбад был так близко к Когъёку, что ей казалось, он услышит грохот ее сердца.
«Все как в тот раз!»
Она успела убедить себя, что поцелуй ей лишь почудился. Возбуждение от битвы сыграло с ней злую шутку, подарив то, о чем она мечтала. Синдбад и словом не обмолвившийся о происшествии и общавшийся с ней как обычно, только подтвердил ее подозрения. Но теперь…
