— И не без оснований, — со вздохом признал судья Ди. — И все-таки, что может сделать речной народ? Эти люди не организованы и ее вооружены.
— Как сказать, — протянул Лян, — кое-какая организация у них все-таки есть — танка слушаются своих шаманов. И несмотря на отсутствие оружия, в уличных потасовках это довольно опасные противники. Танка отлично владеют длинными ножами и ловко душат жертву шелковым платком. Правда, они не доверяют чужакам, но, поскольку их женщины вступают в связь по большей части с арабскими моряками, Мансуру будет нетрудно обрести в их лице надежную опору.
Судья Ди ничего не сказал на это — он обдумывал слова Ляна, и молчание нарушил Тао Гань:
— Я заметил, господин Лян, что душители танка всегда оставляют на жертве серебряную монетку того же веса, что их шелковый платок. И монетки эти стоят немало. Так почему убийцы не забирают их или не используют кусочки свинца?
— Танка очень суеверны, — пожав плечами, ответил Лян. — Это своего рода выкуп убитому. Душители считают, что таким образом уберегают себя от преследований духа жертвы.
Судья Ди поднял глаза.
— Покажите-ка мне еще раз карту города, — приказал он.
Когда Лян расправил карту юга столе, судья велел градоправителю Пао указать кварталы, где преобладают деревянные дома. Они занимали большую часть города, населенную людьми среднего достатка и беднотой. Улицы здесь были очень узкими.
— Да, — мрачно кивнул судья, — пожар легко уничтожит едва ли не весь город. А людские потери и материальный ущерб при этом будут таковы, что мы не имеем права недооценивать слухи насчет Мансура. Необходимо сразу принять соответствующие меры. Я прикажу наместнику собрать сегодня тайное совещание во дворце и пригласить на него, помимо вас двоих, господина Яо Тайцая, предводителя караульного войска и начальника стражи порта. Там мы обсудим срочные предупредительные меры и решим, что делать с Мансуром.
— Долг велит мне заметить, достопочтенный господин, — озабоченно произнес Лян, — что Мансур, возможно, ни в чем не виновен. Он здесь торгует, а среди торговцев всегда возникает соперничество, и кое-кто не остановится ни перед чем, дабы погубить удачливого собрата. Поэтому все толки о Мансуре могут оказаться лишь злобной клеветой.
— Будем надеяться, что так и есть, — отрезал судья, допил чай и встал.
Лян Фу повел гостей через множество двориков и переходов к парадному входу и там, церемонно отвесив несколько глубоких поклонов, простился с ними.
Глава 13
Чао Тай появился во дворце двумя часами раньше, сразу после того, как судья Ди отбыл к Лян Фу. Смотритель проводил его в зал отведенного высокому гостю крыла.
Единственный оказавшийся под рукой слуга уверил Чао Тая, что судья, по всей видимости, не вернется до полудня, и тайвэй направил стопы к ложу из сандалового дерева, разулся и лег на мягкие подушки с твердым намерением хорошенько вздремнуть.
Но несмотря на усталость, Чао заснуть так иве смог. Довольно долго он крутился с боку на бок, чувствуя, что настроение портится все сильнее и сильнее. «Что-то ты становишься больно мягкотелым, глупец, и это — в твои-то годы! — сердито выругал себя Чао Тай. — Ты даже не похлопал по попкам близняшек морехода Ни, а ведь они сами напрашивались! И что, во имя всех демонов, случилось с моим левым ухом?» Он засунул в ухо мизинец и энергично покрутил, но звон не исчез, и тут Чао обнаружил его источник — звук доносился из левого рукава.
Чао Тай сунул туда руку и вытащил коробочку, старательно завернутую в красную бумагу. Несколько торопливо набросанных на ней изящных иероглифов оповещали: «Господину Тао. В собственные руки».
«Это от женщины, — пробормотал Чао Тай, — должно быть, Гань завел себе подружку — ту, что толкнула меня возле дома Ни. И она сунула мне в рукав послание. Но откуда ей было звать, что я у морехода?»
Чао Тай встал и, подойдя к двери, положил «гостинец» на столик, подальше от стола судьи Ди, потом снова лег и на сей раз уснул мгновенно.
Проснулся Чао Тай около полудня. Не успел он сунуть ноги в туфли и с удовольствием потянуться, как двери распахнулись, и смотритель с поклоном пропустил судью Ди и Тао Ганя.
Судья проследовал к своему столу в глубину зала. Пока Чао Тай и Тао Гань, как обычно, устраивались на табуретах, он достал из ящика карту города и разложил перед собой.
— У нас произошел интересный разговор с Лян Фу, — пояснил судья Чао Таю. — Похоже, наше первое предположение оказалось верным. Видимо, цензор приехал в Кантон, узнав, что арабы вознамерились учинить здесь беспорядки.
Чао Тай внимательно выслушал краткое изложение беседы судьи Ди с Лян Фу.
— Лян подтвердил и то, что говорила мне певичка в храме: арабы — постоянные посетители притонов танка, так что у них хватает возможностей близко сойтись, — подвел итог судья. — Это также объясняет, почему цензора отравили ядом, известным только речному народу. Да и карлик, которого вы видели в винной лавке вместе с разбойничьего вида арабом, явно принадлежал к народу танка. И неизвестный нам человек, что удавил разбойника, пустил в ход такой же шелковый платок, как и танка. Поэтому можно предполагать, что те, кто противостоит арабским смутьянам, тоже привлекли на свою сторону танка. Все это пока непонятно. Но как бы то ни было, я не могу пойти на риск позволить арабам устроить здесь разгром и велел наместнику собрать совещание во дворце в два часа пополудни, дабы выработать предупредительные меры. А как дела у тебя, Чао Тай?
— Я отыскал танцовщицу, господин. По матери она танка. К несчастью, ее покровитель страшно ревнив, и девушка не осмелилась долго разговаривать со мной на лодке, где он поселил ее. Однако Зумурруд сказала, что время от времени встречается с ним в небольшом домике на берегу, чуть южнее храма Гуань-инь, и обещала уведомить меня о возможности увидеться там. Посещает она этот дом крайне редко, так как относится к числу отверженных и не имеет права жить на берегу.
— Знаю-знаю, — с досадой буркнул судья Ди. — Положение об изгоях следует упразднить, ибо это только позорит ваш великий народ. Долг повелевает нам просветить этих несчастных и даровать им равные права. А у морехода Ни ты побывал?
— Да, господин. И нашел его приятным и хорошо осведомленным собеседником. Но как я и ожидал, он мало что мог рассказать о Мансуре.
После того как Чао Тай передал историю, поведанную Ни, судья Ди заметил:
— Тебе следует быть поосторожнее с этим малым, Чао Тай. Я не верю его россказням. Это слишком отличается от того, что я узнал от Лян Фу. Мансур — богатый князек. С какой стати ему опускаться до вымогательства? И откуда Ни все это взял? Погоди-ка, дай подумать… Ни заявил, будто остался на берегу, так как ему пришлась по вкусу спокойная жизнь за изучением трактатов о загробной жизни? Но это явная ложь! Он моряк, а таким людям нужны куда более веские причины, чтобы торчать на суше! Я думаю, Ни сам был влюблен в ту женщину, а семья выдала ее замуж, пока он плавал. Вот моряк и сидит здесь, Надеясь, что престарелый муж рано или поздно помрет, предоставив ему возможность соединиться с возлюбленной. Само собой, Ни возненавидел Мансура за связь с этой женщиной, вот он и выдумал грязную историю о вымогательстве. Как тебе такое толкование, а?
