из представлений об экономической выгоде: постоялые дворы, на строительство которых были потрачены немалые суммы, должны были приносить казне доход или хотя бы окупить себя. Пока дома стояли без постояльцев и только ветшали, государство несло убытки. Другое дело, что подобная законодательная мера в реальности не была осуществима, поскольку построенные постоялые дворы не могли полностью покрыть потребность приезжих в жилье, а ликвидация практики частного найма влекла за собой убытки для городского населения, получавшего доход со сдачи свободных жилых помещений. Поэтому инициатива А. Д. Меншикова мгновенно встретила противодействие.
11 июля 1723 г. при получении доношения из Главной полицеймейстерской канцелярии у должностных лиц Сената возник вопрос: распространяется ли запрет частого найма на «…афицерских и шляхетских ж, и штатских же чинов людей, детей, которые обретаются в науках, а в Санкт-Петербурге своих домов оные не имеют, стаят в домех у свойственников и родственников своих, а иные и по знакомству»[415]. Для уточнения деталей был сделан запрос в Главную полицеймейстерскую канцелярию, в ответ на который доносилось, что в повторном письме от 15 июля А. Д. Меншиков определял: «…приезжающие купецкие всякого чина люди, разумеющие такие, которые из России приезжают в Санкт-Питербурх с товарами на время»[416]. Какие убеждения сподвигли А. Д. Меншикова сузить круг лиц, которым запрещалось селиться в домах горожан, неизвестно. Возможно, на это повлияли аргументы, связанные с практической целесообразностью.
Параллельно за спиной Александра Даниловича развернулась активная деятельность по отмене императорского указа, в которой оказались замешаны люди, имевшие к петербургским делам опосредованное отношение, – П. И. Ягужинский, И. И. Бибиков, П. А. Толстой, А. И. Остерман и Ф. М. Апраксин. О. Е. Кошелева в качестве главной движущей силы «оппозиции» называет генерал-полицеймейстера А. М. Девиера, который, предположительно, первым обратился к П. И. Ягужинскому и И. И. Бибикову с просьбой оказать противодействие инициативе князя[417]. Однако имя А. М. Девиера не встречается среди сохранившейся корреспонденции, отправляемой друг другу участниками событий. Как представляется, А. М. Девиер выступал в роли информанта, которому в силу занимаемой должности было доподлинно известно о ходе строительства и использования постоялых дворов и который мог сообщить в вышестоящие инстанции о невыгодности подобного проекта для жизни граждан.
19 июля 1723 г. от имени генерал-прокурора Сената П. И. Ягужинского и обер-прокурора Сената И. И. Бибикова были отправлены два идентичных письма П. А. Толстому и Ф. М. Апраксину. Они, не зная содержания письма А. Д. Меншикова от 15 июля, просили убедить государя изменить указ о частном найме и приводили следующие аргументы: «…обретающияся у дел шляхетство многие служат без жалованья, а которым жалованье хотя и есть и то малое, которого уже многое время не получают, а ежели оные ис того постою выключены не будут, то может произойтить не без великой обиды и напрасных убытков. К тому ж ежели всем как не имеющим дворов, кои без съезду в Санкт-Питербурхе живут, и на время приезжающим, так и выше объявленным харчевым промышленником и ремесленным людем на тех дворех стоять, то не токмо утеснение будут иметь, но и вместитца всем не возможно»[418]. Упоминалось и о невыгодности отмены частного найма для самих городских жителей, поскольку они «строили дворы и лишние покои с немалыми себе убытками для отдачи в наймы», уже заплатили за лишние помещения сборы и в случае публикации указа не смогли бы окупить подобных капиталовложений[419].
Ответ Ф. М. Апраксина на посланное к нему письмо в выявленных Источниковых комплексах не сохранился. П. А. Толстой оказал меншиковским оппонентам посильную помощь. Получив письмо от П. И. Ягужинского, Петр Андреевич подыскал «благополучный час» и передал Петру I аргументы, оспаривавшие инициативу А. Д. Меншикова. Государь принял его сторону. 23 июля 1723 г. с корабля «Москва» на Ревельском рейде П. А. Толстой и сопровождавший его А. И. Остерман отвечали П. И. Ягужинскому: «…а что до протчего содержания того указу и до постоялых дворов надлежит, и в том повелел Его величество произведением удержатца до возвращения»[420]. Параллельно П. А. Толстой урегулировал еще один вопрос, волновавший Сенат, о строительстве домов на Васильевском острове[421]. Двумя днями позже, 26 июля, письмо было вручено П. И. Ягужинскому, а в Главную полицеймейстерскую канцелярию направлено постановление Сената – опубликование и объявление царского указа отложить. К решению данного вопроса Петр I не вернулся ни по возвращении в Санкт-Петербург, ни когда-либо еще вплоть до своей кончины.
Стоит отметить, что в данном случае соединились две тенденции, связанные с функционированием социальных связей. С одной стороны, обстоятельства выработки и реализации указа о запрете частного найма и повсеместном распространении постоялых дворов отражают упадок личного влияния А. Д. Меншикова на государя, чьи инициативы чаще всего получали поддержку в столице. Князь как генерал-губернатор Ингерманландской (Санкт-Петербургской) губернии действительно был строителем петровского города-парадиза, но его замешанность в коррупционных делах подрывала безоговорочную веру в его порядочность. С другой стороны, не стоит абсолютизировать роль сил, противостоявших князю. Отмена практики частного найма объективно повлекла бы за собой значительные негативные последствия, которые могли бы оказать заметное влияние на уровень благосостояния городского населения и принести государственным структурам одни лишь убытки и социальную напряженность. Поэтому решение Петра I отложить вынесение окончательного вердикта выглядит вполне логичным.
Имевшиеся в наличии постоялые дворы окупались двумя способами – сдавались внаем или отдавались на откуп. В первом случае постояльцы заселялись в дом, пользовались инфраструктурой (ходили в баню, оставляли лошадей в сарае и т. д.), при необходимости покупали сено и овес, а также другие предметы быта. За все предоставленные услуги с них взималась плата. Постояльцев в домах жило немного: комендант в письмах и доношениях постоянно (особенно в 1722 г.) жаловался генерал-губернатору на пустующие помещения[422]. Со временем ситуация немного улучшилась. Параллельно постоялые дворы предлагалось взять на откуп. Стоит отметить, что желающих стать откупщиками можно было пересчитать на пальцах[423]. Имена их сохранились в доношениях коменданта, которые тот посылал М. М. Голицыну, а М. М. Голицын пересказывал в письмах А. Д. Меншикову. Еще в 1722 г. А. Д. Меншиков указывал М. М. Голицыну отдать на откуп с торга на два года постоялые дворы и при них лавки, которые были построены с краю от Летнего дома государя. Для удобства откупщиков рядом с дворами необходимо было создать ледники и поварни, а также направить к откупщикам для охраны четырех человек солдат, как они ранее просили коменданта[424]. В январе 1723 г. князь вновь обращался к Я. X. Бахмеотову и М. М. Голицыну по поводу готовых на тот
