и Фома склонились под благословение старца.
Первым он благословил Георгия, а когда начал было благословлять Фому, то рука его задрожала. Тогда он прижал голову юноши к своей старческой груди. И поцеловал Фому так, как будто бы прощался с ним навеки.
И в груди Георгия в тот самый момент в сердце вновь отозвалась дремавшая до сего момента пуля.
– Фома! – вдруг приняв новое решение, сказал игумен. – Пожалуй, ты мне здесь уже не нужен. Пойдешь с отцом Варсонофием.
– Отец игумен, за что от себя гоните? Вы же мне слово дали, что где вы, там и я с вами…
– Я войну прошел. Смерти в глаза уже не раз смотрел. Возможно, что придется и кровь проливать, защищая правое дело. Ты юн, и у тебя еще вся жизнь впереди. А старцу действительно помощник там нужен будет…
– Значит, снова не доверяете…
– А за это и по сопатке можно получить… Ты меня на жалость не бери. Я вот прочитал где-то, что солдата в царской армии, который оставался последним в роду, отмечали серьгой в ушах. Чтобы сразу видно было. А потому в разведку не посылали, на передовой в первой линии не ставили. Берегли, так как им еще свой род продолжать… Так и с тобой. Ты ведь тоже последний в своем роду. Как же я могу тебя не сберечь? А если мамка твоя вдруг найдется? Что я ей тогда скажу? Что не уберег тебя?
Но Фома его не слушал, он ревел, как большой ребенок, и слезы, и сопли текли в три ручья…
– Да не рви ты мне сердце. Прекрати реветь и ступай продукты заготавливать…
И Фома медленно побрел, продолжая шмыгать носом.
Когда он был уже у самого порога игуменской кельи, его остановил голос Георгия:
– Постой!
О, как Фома вмиг преобразился! Сколько радости появилось в этих удивительных голубых глазах!
– Подойди ко мне, сынок!
Быстрее молнии соединились эти два любящих сердца. И в глазах Фомы вновь затеплилась надежда.
Старец вышел, чтобы им не мешать. Он уже понял, что Георгий дал юноше возможность выбора. И тот его сделал. Фома, как воин и монах, хочет быть рядом, чтобы, сражаясь спиной к спине, чувствовать старшего брата, и если удастся, то ценой собственной жизни сохранить жизнь ему.
Георгий думал о том же. И уже не сомневался в правильности своего решения, что дал Фоме возможность почувствовать ответственность и оценить правильность выбора, когда сражаешься уже не только за свою жизнь, но и за брата, да и за всю многострадальную и Святую Русь.
Господи, только Ты не оставь их Своей любовью и защитой! Потому что бой, в котором им предстоит участвовать, это бой с тем злом, что уже глубоко пустило свои корни внутри каждого из нас.
И в этом поединке победит лишь тот, чей дух окажется крепче, чьи помыслы будут чище, а сердца готовы принести себя в жертву…
Фома сам пришел в казино. Примус завтракал. На столе стояла бутылка шампанского. В вазе фрукты. А на тарелке кусок хорошо прожаренного мяса.
Юноша даже носом потянул, когда его ввели в кабинет хозяина.
– Нашли?
– Вот еще! Сам пришел! – буркнул в ответ юноша.
– Нашел?
Фома вытащил золотую монету. Подбросил ее в воздухе, полюбовался, пока она кувыркалась, и, поймав, положил ее на стол перед Примусом.
А тот тут же протянул вперед всю пятерню.
Чтобы не доводить дело до шмона, Фома вытащил из разных карманов еще три монеты и один камешек.
– Где нашел?
– В монастыре. Под каменными кладками угловых башен. Думаю, что они все яйца в одну корзину не стали складывать, а потому могли рассовать по частям под всеми углами…
– Как мы туда войдем?
– Есть одна задумка. Братия сейчас на сборе грибов в дальнем урочище. А мне поручено набрать бригаду рабочих как раз для разбора старой кладки…
– Монах перед смертью сказал, что клад лежит на открытом месте.
– Только подход к нему как раз и может идти через один из тайных лазов…
– Этак мы будем месяц копать…
– Потому я и говорю, что, пока монахов нет, нам нужно собрать всех, кого только можно… Глядишь, и за два-три дня управимся…
– А если он сам приедет?
– Тогда, может быть, сам и подскажет нам, где копать… Да не приедет. Он у себя на хуторе ремонт начал. Даже меня не стал от работы отвлекать…
– Смотри, Фома, если ничего не найду, с тебя первого же шкуру спущу…
– Во всех книжках написано про клады в монастырях. И откуда же тогда я нарыл эти монеты? – И потянулся было к своему добру, но тут же по рукам и получил.
– Разбежался… Завтра же утром возьмешь машину с людьми. И копайте…
Внимательно исследуя монастырь, Георгий смог найти железную старинную коробку, еще дореволюционных годов, и щедро наполнил ее золотом и камнями. Но закапывать не стал, чтобы не рыхлить землю. Нашел естественное углубление в кладке. Припорошил все кирпичной крошкой вперемешку с песком и пылью. Получалось так, что обвалившаяся часть стены открыла нишу и замурованную ранее в ней находку. И когда завтра здесь начнутся работы, то кто-нибудь из людей Примуса обязательно обратит внимание на то, что будет лежать буквально у них на глазах…
В областном управлении внутренних дел, куда игумен пришел с утра, он спросил, где находится кабинет следователя Званцева. Ему ответили. Он нашел, постучался, а после ответа вошел в его кабинет.
– Слушаю вас! Какое у вас к нам дело? – не предлагая сесть и взяв его пропуск, начал свой разговор с монахом сотрудник уголовного розыска.
– У меня есть опасения, что люди небезызвестного вам Примуса готовятся к изъятию сокровищ, которые принадлежат государству…
– И где же они будут их изымать? – уже даже с улыбкой на лице спросил Георгия Званцев.
– На территории вверенного мне монастыря.
– Вот так просто придут и
