внимательно выслушал Гурова и теперь должен был подтвердить его догадки. Ну или опровергнуть, что тоже нередко случалось.
– Подозреваемые есть?
Гуров положил перед ним лист бумаги с текстом.
– Набросал я тут, но это еще требует проверки. Стас сейчас занимается проверкой показаний людей, которые были с нами на базе. Вчера мы встречались с Онегиными. Они готовят базу отдыха к продаже и, конечно, раздавлены этим. Говорят, не заметили в день смерти Мальцева ничего необычного. Все было тихо и спокойно. Все постояльцы вели себя как обычно. Первыми в тот день покинули базу три человека из обслуживающего персонала. Затем уехали мы, а в каком порядке уезжали другие, никто не запомнил: уже было не до того, да и полиция сама решала, когда и кто может быть свободен.
Мы осмотрели место обнаружения трупа. Конечно, там не осталось никаких следов, но что могу сказать: река у берега довольно глубокая. Пара шагов – и тебе уже по шейку. Но чтобы не выбраться из воды, нужно быть либо без сознания, либо сильно пьяным. Мальцев был трезв, это подтверждают его друзья. Значит, алкоголь отметаем. Поскользнуться на скользкой траве практически невозможно, поскольку она там вытоптана. Но самое главное, Петр Николаевич, вот в чем. Следствие решило, что Мальцев утопился. С самого начала мне эта версия казалась какой-то неуместной, что ли. Просто улечься на берегу, а лицо опустить в воду и вот так покончить с собой? Что за бред?
– Да ясно, что бред, – недовольно ответил Орлов. – Ты знаешь, Гуров, я не хочу верить в то, что в том отделе полиции сидят совсем идиоты. Но если они пришли к версии о самоубийстве, то, наверное, имели на это причины?
– Я тоже не хочу верить в то, что нас пытались обдурить, – согласился Гуров.
– Поэтому я пообщался и со следователем, и с экспертами, – продолжил генерал-майор. – Ты помнишь, что там было указано в осмотре трупа? Одежда Мальцева вся промокла насквозь, включая обувь. Но когда его нашли, в воде была только верхняя часть тела. Тогда как же промокло остальное?
– Кто-то переместил труп?
– Вот именно, – подтвердил Орлов. – Ну а так как это было ясно с самого начала, а человек уже был мертв, но на теле и на месте происшествия отсутствовали следы борьбы, то матери Мальцева преподнесли смерть сына как результат самоубийства. Им статистику портить не хотелось. В ином случае пришлось бы серьезно копаться в этом деле.
– Неужели такое возможно в наше время, Петр Николаевич?
– Я уже позвонил в прокуратуру, – многозначительно заметил Орлов. – Будет проверка, виновных накажут.
– Не пойму, как они тебе все выложили, – признался Гуров. – Прямо-таки душу открыли. Что ты им наобещал?
– Сказал, что на них в прокуратуру поступила жалоба, и запросил оригинал уголовного дела по Мальцеву. Копия тоже у нас на руках, это еще один козырь. Если попытаются что-то скрыть, то уже не получится. Ой, Лев Иванович, да перестань. Сидят там у себя в полях да на природе, контролируют две деревни с населением в десять человек и думают, что жизнь удалась. Ничего, ничего. Поснимают их там всех со своих постов, влепят по статье за все хорошее – будет время вспомнить свои подвиги.
– Очаровательно, – Гуров не знал, что сказать в ответ.
– Значит, теперь версия самоубийства стала еще более неправдоподобной, – напомнил Орлов. – У кого мог быть мотив избавиться от Мальцева?
– Да у кого угодно. Мы очень мало о нем знаем, а то, что уже есть, практически ни о чем не говорит. Снова пообщаемся с теми, кто был на базе отдыха, но ты же понимаешь, что искать правду спустя несколько месяцев – это как воду решетом носить.
– А что насчет его предполагаемых проблем с законом?
– Его друзья говорят, что он был связан с криминалом. Если появятся хоть какие-то намеки на это, то сразу за них ухватимся, – сказал Гуров. – Но мне нужно проверить еще кое-что. Мы с Крячко внимательно изучили ежедневники Мальцева-старшего. Там по сути ничего для нас интересного нет, но мы обратили внимание на одну деталь. В ежедневнике от две тысячи двадцатого года отмечена одна дата – 24.05, а рядом написано имя Алина. В две тысячи двадцать первом году та же история. Дата и имя. Там Евгений и 10.11. В других ежедневниках таких пометок нет.
– Дни рождения чьих-то детей? – предположил Орлов. – Или юбилей у кого-то из знакомых?
– Две даты с разницей в полтора года. Что-то очень важное для него. Елена Бронник работает в «Манго» уже пять лет. Она была помощником Мальцева, а теперь занимает его должность. Уж она-то точно должна быть в курсе. И его вдова тоже.
* * *
– А, снова вы.
– Кажется, мы договаривались о встрече, – напомнил Гуров.
– Возможно.
Голос Елены звучал спокойно, но тон был холодным. Гурова вновь охватило чувство, которое он испытал при первой встрече с ней. Напряжение. Такое он испытывал, допрашивая матерых преступников – умных, расчетливых, умеющих заставить играть по своим правилам. Случалось, что среди них попадались и женщины. Они сразу обозначали правила игры, которые сами же и нарушали, действуя исключительно в своих интересах. Но все они в тот момент находились в комнате для допросов. Их жизнь и деяния были как на ладони, вина доказана, а будущее предопределено. Никаких параллелей с Еленой. Но она находится на своей территории. Может, поэтому Гуров только и ждет от нее того, что она поставит перед ним неразрешимую задачу?
«Когда же ты стал таким неуверенным в себе?» – спросил себя Гуров. Ответа на этот вопрос не было, но в глубине души Лев Иванович догадывался, в чем подвох. Елена ему нравилась. Вот в чем была проблема.
Он припарковал машину возле здания телеканала и вошел через главный вход. Получил пропуск, проделал уже знакомый ему путь до кабинета Бронник и, помедлив, нажал на дверную ручку. Ему было назначено на три часа дня, и он прибыл вовремя.
На этот раз Елена предстала перед ним в другом образе. Китайское платье сменили длинная серая юбка в пол и тонкая черная водолазка. Гуров застал ее стоящей возле окна с сигаретой, вставленной в длинный мундштук. Стройная, гибкая и такая манящая. Но как бы ни меняла свой образ Елена, какие бы аксессуары не использовала, одно оставалось неизменным: китайские палочки для волос все так же украшали ее прическу.
– Здравствуйте, Лев Иванович. Проходите.
Во время предварительного созвона у нее был совсем другой тон, сейчас же в нем слышались более теплые ноты.
– Вы меня могли и
