последнее предположение, подруга подхватывает этот смех.
— Я уже думала об этом, но знаешь еще в чем беда, отец Игоря, как бы то ни было слишком консервативен. Он считает, что, если женились, значит, все, пусть хоть земля пополам расколется, все равно должны остаться вместе. Я помню, как он об этом говорил на одном из семейных посиделок.
До сих пор помню, как меня от этого «терпите друг друга» мурашки по коже.
— Возможно, Игорь, поэтому так держится за меня. Просто привык воспринимать, что в семье должно быть все вот так, и чтобы не происходило, пара должна оставаться парой. Может быть, это какая-то навязчивая идея, впитанная с молоком матери, не знаю. Самой смешно от этих слов, но кто знает, может, и правда дело в этом.
— Ой, не знаю, Лиля, не знаю. Одно понимаю точно, бежать тебе все равно надо. И появление любовницы неспроста. Если хочешь, я могу с ней встретиться и поговорить. В случае чего Игореша ничего не сможет сделать, потому что это будет моя афера, а ты в ней пострадавшая сторона. Что скажешь? Эта девка на него большие планы имеет, выслушать, хотя бы можно.
Глава 29
Игорь
— Жестко ты с ней, не находишь? В конце концов, она твоя жена, беременная, а ты на нее такое вывалил. Игорь, я все понимаю, но у всего тоже есть предел. Еще немного, и ты ее сломаешь, если уже не сломал, — продолжает отчитывать меня друг, чем выводит из себя.
У него у самого рыльце в пушку. Какого черта он учит меня жизни, какого черта дает мне наставления? Как оказалось, мы все не без греха, только мне хватает смелости не лицемерить, а решать проблемы как могу.
— Пойми, у каждого человека есть свой предел. Лиля уже на пределе. Она чуть не потеряла ребенка, она сходит с ума от той информации, которую ты ей даешь. Например, что попросил любовницу посидеть с дочкой в тот день. Неужели тебе мало того, что ты уже сделал. Зачем?
Не люблю, когда люди сами совершают те же ошибки, что и я, вот только не исправив свои, лезут указывать мне, как исправлять мои. В своих Бедах я сам разберусь, если понадобится, попрошу совета, но вот в таких непрошеных советах не нуждаюсь, тем более от человека, которому самому они нужны.
— Зачем ты так с ней? Она ведь тебя любит. Она еще готова попытаться тебя простить, но с каждым днем шанс на нормальную семью уменьшается. Причем в геометрической прогрессии.
Сижу, смотрю на него, делаю глоток крепкого кофе и морщусь. Ненавижу вот такой кофе без сахара, но сегодня мне нужен именно он для ясности ума и бодрости духа. И причина не только в том, что надо как-то внести разговор с другом, а в том, что мне в принципе надо вывести эту жизнь.
Я и без него понимаю, что Лиля на грани, но еще есть куда ее дожимать, есть, осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. Я добьюсь того, чего хотел. Я не могу сейчас отступить. Если я это сделаю, то все усилия будут пущены коту под хвост, вот просто спущены в унитаз окажутся, и в итоге ей больно будет просто так.
— Слушай, Ром, прекрати, а я чертовски устал. Ты представляешь, как. Я тебе уже сто раз все рассказывал. У меня есть план, и я следую ему. Ты не видишь всего, не знаешь всего, поэтому не можешь судить в каком состоянии Лиля, в каком состоянии я, и на что мы еще оба способны? Давай без этого, я тебя очень прошу.
Прикладывая руку к сердцу, прошу его, но друг упрямо мотает головой. Не согласен, он хочет поспорить и понимаю, что сейчас этот спор продолжится, и мне никуда от него не деться, а жаль, хотелось бы. Зря я согласился с ним встретиться.
— Ты думаешь, я забыл про твой план? Я все прекрасно помню, но еще я помню, что твоя жена беременна. Беременна, Игорь, очнись! Она не вывезет весь твой план. Она борется за свою жизнь, за жизнь своего ребенка, который еще не рожден, за Надю. Ты ее убиваешь, ты не раскачиваешь, а именно убиваешь. Просто ты слеп, и боишься признать то, что ничего не работает, то, что менять нужно не ее, а тебя.
Вот тут он не прав. Я не боюсь признаться себе в том, что измениться должны мы оба, потому что мы оба изменились, и это привело к тому, что сейчас происходит, и, если я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, прекрасно понимаю, что тоже должен измениться.
Только я сейчас притворяюсь, и меняться мне не надо. Я сейчас держу маску, которую давно мечтаю сбросить, которая жжет лицо, которая словно кислота разъедает его.
— Тебя страшит меняться самому, страшит очень сильно, и поэтому ты сейчас так цепляешься за то, что вся проблема в ней.
Друг не идет в моих сапогах, не знает моей жизни, но при этом продолжает рассуждать. Я уже устал ему повторять одно и то же, и в тысячный раз не собираюсь этого делать, хватит. Главное, что я вижу результат и понимаю, что на верном пути, остальное не имеет значения.
— Причем самое смешное, Игорь, ты ведь понимаешь, что менять нужно не ее, вот только ты еще и понимаешь, что признавать свои ошибки больно и проще сломить другого, убедив в его неправоте, чем самому себе признаться, что облажался. Остановись, я тебя еще раз прошу, остановись, пока не поздно, пока ты можешь еще и себя, и ее вернуть.
Не убиваю я ее, не убиваю. Да, может быть, со стороны это выглядит и так, но на самом деле я ее спасаю, и как раз-таки в том, что я не отступаю, вся соль, и весь смысл. Если пожалею, если отступлю, вот тогда случится беда. Мне просто нужно действовать осторожнее, с поправкой на ребенка, вот и все.
— Мне не нужно себя возвращать, Ром, хватит. Тема закрыта. Я всего лишь напомнил ей, что она филолог, кем она может устроиться на работу, какой у нее будет заработок и что она может дать двум детям. Напомнил, что беременных берут на работу с неохотой.
Не вру, я не угрожал ей, ничего такого не делал, просто расписал возможную жизнь, не более того, обрисовал грядущие перспективы, и да, может быть, денег от салона хватало бы на какие-то определенные
