женщине, обреченным влачить эту тяжесть на себе. Поэтому он принял решение навсегда покинуть свет и уехать в какую-нибудь пустынную, безлюдную местность, где порочные страсти его супруги не нашли бы себе удовлетворения. Несчастный надеялся, что простая, грубая жизнь вдали от соблазнов охладит ее кровь и оздоровит чувства. Как он был наивен! К тому времени госпожа Гарсиа уже не могла считаться нормальной женщиной. Она думала только об одном и хотела только одного — все равно с кем, все равно где. Несчастный муж — известный нам уже под фамилией Стэплтон — просто не знал, что делать со своей супругой, которая была ему более не супруга по плоти, но которая сохраняла над ним известную власть. Власть, основанную на бесстыдстве, Ватсон! У Стэплтона, как и у всякого по-настоящему благородного человека, была ахиллесова пята — гордость. В его жизни было слишком много позора, и он не хотел его испытывать снова и снова. А эта женщина… вы не представляете себе, Ватсон, до каких низостей она доходила. Достаточно упомянуть беглого каторжника, убийцу по имени Сэлден, которого она прятала в своем доме…
— Что? — не понял Ватсон.
— Именно так. Она предоставила ему это убежище — понятно почему. К тому моменту она находилась под надежной охраной, и других орудий удовлетворения своей отвратительной страсти у нее не было.
— Но, Холмс! Ведь каторжник ходил за едой к чете Берри-моров…
— На самом деле ему была нужна не еда, — резко перебил Холмс, — а одежда и деньги. Женщина прятала его в доме и кормила, но отобрала у него одежду… и постоянно требовала от него, если можно так сказать, отработки — стола, крова и безопасности. В конце концов Сэлден решил бежать, воспользовавшись помощью своей сестры, несчастной супруги Бэрримора. Но не мог же он ей объяснить свое настоящее положение? Ему пришлось сочинить байку, что он прячется на болотах, а самому потихоньку готовиться к побегу. Думаю, он собрался ограбить Баскервиль-холл. Для этого ему нужна была сообщница. Он почти склонил сестру к своему замыслу, если бы не пес, который наконец выследил его вне дома и загнал в пропасть.
— Собака?
— Да. Собака-охранник. Стэплтон в конце концов понял, что его жена неисправима. Тогда он стал ее тюремщиком. Сначала он просто не выпускал ее из комнаты, но она находила тысячи способов его обманывать. К тому же этот благородный человек не хотел вовсе лишать ее свободы, ему нужно было только обезопасить от нее посторонних.
— Вам определенно нравился этот Стэплтон, — усмехнулся Ватсон.
— Тогда ему пришла в голову, — увлеченно продолжал Холмс, проигнорировав колкость, — идея, показавшаяся оригинальной: приставить к «мисс Стэплтон» неподкупного и всегда бдящего сторожа, своего рода Аргуса, который все время находился бы поблизости, не показываясь на глаза, но не подпускал бы к женщине незнакомых мужчин. Он купил в Лондоне, у Росса и Менгласа на Фулхем-роуд, специально выдрессированного пса-охранника. Этого мужчину госпожа Гарсиа соблазнить не смогла. Впрочем, нашелся еще один стойкий к ее чарам — доктор Мортимер, к которому Стэплтон обратился со своим делом как к специалисту по дурной наследственности, атавизму и дегенерации… Вы помните своеобразные научные интересы доктора?
— Да, они мне тогда показались весьма странными, — пробормотал Ватсон.
— Ничего странного. Доктор Мортимер пользовал сэра Чарльза — ради которого, собственно, и покинул Лондон, — а сэру Чарльзу нужен был именно такой специалист. Но об этом позже. Так вот, после смерти сэра Чарльза и появления на горизонте нашего несчастного американского друга, Генри Баскервиля, ситуация стала крайне опасной. Было ясно, что госпожа Гарсиа непременно постарается обольстить молодого хозяина поместья. Она была опасна даже для самых стойких, ибо обладала своего рода животным магнетизмом, отличающим некоторые низшие, выродившиеся натуры. К счастью для нас всех, вы, мой дорогой друг, почти совершенно нечувствительны к подобным чарам. Даже этот ваш злополучный брак, ради которого вы когда-то чуть было не разорвали нашу дружбу…
— Прошу, не будем об этом, — доктор тяжело вздохнул. — Моя покойная супруга была настоящим ангелом… во всех отношениях.
— Увы, увы, мой бедный Ватсон, ангелы не созданы для нашей грешной земли. Вернемся же к делу. Так вот, Стэплтон принял наконец твердое решение прекратить это ужасное сожительство — единожды и навсегда. Но позор публичного развода и вся та грязь, которая его неизбежно сопровождала бы, были для него невозможны. Такие цельные натуры предпочитают смерть, но вера в Бога удержала его от ужасающей идеи самоубийства. В конце концов он обратился ко мне. И я, обдумав все обстоятельства и обозрев все нити паутины, в которой он запутался, дал ему совет: исчезнуть. Ценой старого имени — но, к сожалению, в некоторых обстоятельствах приходится платить и такую цену. Впрочем, назначал ее не я.
— А кто же?
— Майкрофт. Его ведомству всегда нужны люди, на которых можно положиться. Как ни цинично это звучит, сомнительное прошлое — хорошая гарантия преданности. Но полагаться на людей по-настоящему дурных тоже не следует: они будут искать способ сорваться с крючка, предать. Зато человек, не лишенный принципов, но по жизненным обстоятельствам имеющий что скрывать, может стать идеальным исполнителем. В тот момент моему брату требовался как раз такой человек для особых поручений в Южной Америке. Стэплтон подошел идеально… Но здесь уже начинаются секреты, о которых я не имею права говорить. Так или иначе, решение было принято. Дальше был разыгран спектакль, в котором вы приняли посильное участие. Детали вы можете восстановить по памяти. Скажу только, что госпожа Гарсиа была поставлена перед выбором: или она подыгрывает нам и получает свободу, или она будет признана по закону душевнобольной и заключена в одно из медицинских учреждений соответствующего типа… Когда в дело вмешивается ведомство Майкрофта, такие вопросы решаются быстро. И, надо сказать, «мисс Стэплтон» оказалась вполне договороспособна: готовый пансион в Бедламе ее не прельстил. И даже когда ее несчастный супруг на прощание повел себя не вполне корректно — за что я его осуждаю лишь самым умеренным образом, — она нашла в себе силы успешно довести свою роль до конца.
— Он поднял руку на женщину, — напомнил Ватсон. — Это недостойно джентльмена.
— Да, поднял. После бесконечных страданий, которые она ему причинила. Впрочем, все женщины стоят друг друга. Все они, в сущности, животные: различие лишь в том, что движет ими — страх перед мужчинами или так называемое влечение, то есть стремление поглощать и использовать мужчин. Я вообще не понимаю, как возможно любить женщину. Вожделеть ее, как грубую пищу, чтобы насытить плоть, — это я еще могу представить, хотя бы теоретически, несмотря
