– Вон тот лысый, с Рексом, и тот второй с лошадиной мордой, что на обезьяну похож, они оба наперсточники.
Если бы это заявление было сделано в начале перестройки, лет десять-пятнадцать тому назад, заявитель бы недалеко ушел от истины, почти так и было в период первоначального накопления капитала. Но теперь Хват-Барына и Лупиконь были самыми уважаемыми людьми нашего городка, легальными бизнесменами, только видимая часть состояний которых оценивалась в долларах со многими нулями. И тут, во всеуслышание заявить, что они обычные наперсточники. Помилуйте, батенька, на это смелость надо иметь. А доброхот, не понимая, что собственная глупость, как болотная тина затягивает его все глубже и глубже, твердил одно и то же:
– Жулики они. И малец, который покрышки специально проколол, подставной.
Размахивая руками, он приближался к джипу Хвата. К этому времени Данила уже слез с дерева.
– Вот вся троица здесь вместе, – показал он на Хвата-Барыгу, Лупиконя и Данилу. – А вот еще один из их банды! – обрадовался он, когда увидел весельчака, спрятавшего в целлофановый пакет отобранное у Данилы шило.
– Заберите их всех!
Та же самая массовка, успевшая снова собраться, радостно, как пчелиный улей загудела.
– Какой скорый на руку!
– Кто собаку первый выпустил?
– Не ты?
– Ты!
– Чьи отпечатки пальцев на шиле?
– Не твои?
– Твои!
– Так кого в тюрьму?
И тут из толпы снова подал голос юморист:
– Сидеть тебе мужик лет пять по совокупности твоих преступлений.
Юмор конечно черный. Но он очень отрезвляюще действует на неуравновешенных людей. Когда мужик увидел, с каким почтением, я бы даже сказал подобострастием сержант подошел к Хвату, у него резко испортилось настроение. Выручить его решил Данила. Он скользнул ему под руку и негромко сказал:
– Сто баксов! Быстро!
И тут бессребреник совершил очередную ошибку. Презрительно, чтобы видел работник милиции, он вытащил портмоне, и отдал сто долларовую купюру Даниле. Он представлял, что эту передачу сейчас квалифицируют как вымогательство, и сгребут всех в кучу, а сержант демонстративно, во время перехода денег из рук в руки, отвернулся. Данила потянулся к уху провокатора, и негромко шепнул:
– Мы у них под крышей работаем! – и тут же не давая мужику опомниться, на всю площадь заорал:
– Это мне за порванные собакой штаны! А ему за покрышки? – и он указал на беседующего с милиционером Хвата. Затем как торговец фруктами на рынке, освятил бумажку, подув на нее. В толпе снова засмеялись, а юморист весело крикнул:
– Возьми мужик свое шило.
Что сказал милиционеру Хват, о том история умалчивает, но сержант больше не придирался к бедному доброхоту, решившему чужими руками посчитаться с Данилой. «Десятка» с благоделем – доброхотом взвизгнула покрышками и сорвалась с места. В ее заднее стекло бился мордой недовольный отъездом, не додравшийся бультерьер.
Вероятнее всего для Данилы закончилось бы все благополучно, но он или не знал, или забыл золотое правило нашего времени, высказанное с телеэкрана одним из столпов современного бизнеса: «делиться надо, господа, делиться»! Не с Хватом, и не с Конем ему бы надо поделиться, а со своей мифической крышей, потому что сержант вдруг проникся проблемами Хвата и поманил пальцем моего приятеля.
– Ты зачем проткнул шины?
Я не знал чем можно помочь в этой ситуации Даниле? А он не особо унывал! На прямой, жестко поставленный вопрос, предполагающий, что именно он это сделал, а осталось только выяснить причину, Данила нахально заявил:
– А вам, какое дело. Вон хозяин стоит, не дергается, а вы дергаетесь. Если ему надо узнать, кто это сделал, я могу ему на ушко подсказать. Не бесплатно, конечно.
Данила такими выразительными глазами смотрел на Хвата, что тот поневоле отошел с ним в сторонку. Что ему там сказал Данила, никто не расслышал. Хват болезненно поморщился, но еще одна сто долларовая купюра исчезла в кармане у моего дружка. А Хват подошел к сержанту и сказал, что, мол, все в порядке, все у него «о-кей», а покрышки, это так, мелочь, так и надо. Одним словом, Данила отделался легким испугом.
И тут мой дружок увидел меня, отрицательно качающего головой, и разводящего руками.
– Наш, нам вернул!
Для посторонних, мое замечание прозвучало, как абракадабра, а Данила сразу все понял. Его лицо поскучнело.
– А я тут так старался! Меня вон даже пес покусал, – не преминул он приврать.
Я никак не мог взять в толк, чем он отвадил Хвата, который был абсолютно уверен в виновности Данилы. Ведь мужик Данилу за руку схватил и привел, и шило отобрал.
– Почему тебя Хват отпустил? – мусолил до дома я один и тот же вопрос.
– Я ему заветное слово сказал.
– Какое?
– Сам догадайся!
До самого дома, крепкий орешек, испытывал мое терпение, но так и не раскололся.
Глава 7. Путешествие по времени
А дома прямо с порога нам с Данилой пришлось объясняться. Бабушка показала на наш собственный шахматный столик, со старым потеком, тот, что я недавно выменял у Фитиля и спросила:
– У вас с собою был еще какой-то сломанный, куда он подевался? А этот, вы, что не носили на обмен?
Я глядел на Данилу, интересно стало, сможет ли он и теперь выкрутиться? А Данила, как будто не слыша вопроса, стал спрашивать, про вареники. Бабушка обиделась.
– Пока мне не ответите, я с вами разговаривать не хочу.
– Так вы вопрос неправильно ставите! – стал поучать ее Данила.
– А как надо ставить?
– Правильно ставить…Надо спросить, куда подевался сломанный столик?
– Так куда он подевался?
И тут Данила, как фокус показал. Он полез в карман и вытащил сто долларовую купюру.
– А я его продал.
– А откуда он появился, сломанный столик?
– А это уже второй вопрос, на него надо отвечать, когда вареники съешь.
Бабушка поняла, что бесполезно иметь дело с этим прохиндеем и ушла на кухню месить тесто. Ей стала помогать Настя. Хорошая еда – вареники, они быстро, моментально варятся. Я думал, что бабушка в суете забудет про столики, и больше не будет нам напоминать о них. Как бы не так. Когда все утолили первый голод, прозвучал все тот же вопрос.
– Может быть, вы мне все-таки теперь ответите, откуда у вас появился второй столик?
Я посмотрел на Данилу, выкручивайся, у тебя здорово получается. Он лучезарно улыбнулся, лицо сразу стало плутовато-торжественным, а голос мечтательно-проникновенным, и он стал рассказывать:
