рту. — Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем мне будет позволено тебя поцеловать?
Я неловко хихикнула. — Я не знаю.
Внезапно он хватает меня за руку и тянет к себе на колени так, что я оказываюсь на нем. Он поднимает руки и обрамляет мое лицо.
— Тогда мне придется импровизировать.
Он сокращает расстояние между нами, и когда я чувствую, как его челюсть прижимается к моей щеке, в животе вспыхивают мурашки. Он обдувает мою кожу, отчего по рукам бегут мурашки, а глаза закрываются.
Его рука опускается на мою руку, когда он хихикает так близко к моему уху, что я чувствую вибрацию воздуха.
Боже правый.
Медленно, касаясь моей кожи, он поворачивает голову, пока я не чувствую его губы в опасной близости от моего рта. Я чувствую, как он твердеет под моей попой, и в моей голове проносятся воспоминания о страсти, которую мы разделили прошлой ночью.
Я переполнена ощущениями, и калейдоскоп бабочек порхает в моем животе, заставляя дрожаще меня дышать.
Святые угодники, это так интенсивно и интимно, а он едва прикасается ко мне.
— Ты такая чертовски красивая, — тихо рычит он, и я чуть не издаю стон. — Такая чертовски невинная. — Его челюсть снова касается моей, а щетина царапает мою кожу.
Это не похоже ни на что, что я чувствовала раньше, и мое тело начинает дрожать от предвкушения и потребности.
— Моя, — простонал он, его тон был наполнен обещанием секса и удовольствия.
Боже.
Я снова чувствую его губы в опасной близости от моего рта и испытываю сильное желание повернуть свое лицо к нему.
Когда я открываю глаза, то вижу, как голод сжимает его черты.
Боже, он такой привлекательный.
И только потом я понимаю, что ему действительно удалось заставить меня расслабиться настолько, что я чувствую желание к нему.
Глава 20
Анджело
Я расчесываю пальцами кудри Виттории, наслаждаясь каждой секундой, проведенной вместе с ней.
С желанием, горящим в ее глазах, она похожа на гребаную сирену.
Сохраняя мягкий тон, я говорю: — Расскажи мне о своем детстве.
Ее руки скользят от моих плеч вниз по груди, пока не упираются в мой пресс.
Мой член подрагивает от ее прикосновения. Я берусь за ее футболку и стягиваю ткань через голову. Мои ладони находят ее груди, и я разминаю их через тонкую ткань лифчика.
Ее щеки вспыхивают розовым румянцем, а голос дрожит, когда она спрашивает: — А... что ты хочешь знать?
На моих губах появляется ухмылка, и когда она откидывает голову назад, я забываю, о чем мы говорим.
Наклонившись вперед, я впиваюсь ртом в ее шею и начинаю лакомиться ее нежной кожей.
Руки Виттории летят к моим волосам, и ее пальцы перебирают пряди, когда она стонет: — Анджело.
Услышав мое имя, слетающее в ее губ, я обхватываю ее за поясницу и, встав, положил ее на диван. Мое тело опускается на ее, и я продолжаю лизать и посасывать ее кожу.
Оттянув вниз чашечку бюстгальтера, я нахожу ее сосок и покусываю нежную плоть, пока он не становится твердым. Я уделяю такое же внимание и другой груди, а затем осыпаю поцелуями ее живот.
Когда я добираюсь до застешки ее джинсов, я расстегиваю молнию и сдергиваю их с нее. Когда я покусываю ее бедро, ее попка приподнимается, и она издает еще один стон.
Обнажая ее под собой, я продолжаю сосать и покусывать ее кожу, пока не поднимаю ее одну ногу над своим плечом. Раздвигая ее пальцами, я провожу языком по клитору.
Ее вкус полностью подчиняет меня своим чарам. Я сосу и кусаю до тех пор, пока ее бедра не поворачиваются, а ее пальцы не угрожают вырвать мои волосы.
Я пирую на ее киске, и только когда она еле выдыхает: — Анджело, пожалуйста, — я проявляю милосердие.
Поднеся большой палец к ее клитору, я с нужной силой надавливаю на него, чтобы отправить ее за грань, а сам сажусь так, чтобы видеть, как она разлетается на части для меня.
Ее руки вцепились в диван по обе стороны от ее тела, и, как и раньше, похоже, что ей больно, так как ее тело начинает биться в конвульсиях, а с губ срывается крик.
Эта женщина - самое сладкое искушение, которое я когда-либо испытывал.
Как только она начинает кончать, я опускаюсь между ее дрожащих бедер и поедаю ее киску, как изголодавшийся мужчина. Я принимаю каждую каплю ее влаги, и из моей груди вырывается стон.
Виттория подрагивает от каждого движения моего языка, и это заставляет меня есть ее так, словно она моя последняя еда.
Я настолько погружаюсь в ее поглощение, что теряю счет времени и понимаю, что она снова кончает, только когда она кричит так, будто я ее убиваю. Я хихикаю, касаясь ее чувствительной сердцевины, а затем ползу вверх по ее телу.
Глядя на ее раскрасневшееся лицо, когда она отчаянно задыхается, я говорю: — Мне нравится, как ты кончаешь для меня.
Ее тело затекло от удовольствия, и я легко перемещаю ее, ложась так, что она оказывается наполовину на мне, а наполовину прижата между моим боком и диваном.
Пока она приходит в себя от удовольствия, я лениво провожу пальцами по ее спине, наслаждаясь тем, какая мягкая на ощупь у нее кожа.
Ее голос охрип, когда она говорит: — Я и не знала, что такое удовольствие существует.
— Это только начало, — пробормотал я.
Ее щека прижимается к моей груди, и я вижу только ее дикие кудри, когда она спрашивает: — Что ты имеешь в виду?
— Как только твоя киска перестанет болеть, мне не придется быть с тобой осторожным, а значит, я смогу трахать тебя до потери сознания, пока соседи не услышат твои крики.
Она выгибается, чтобы посмотреть на меня. — А будет снова больно?
— Возможно. — Заметив вспышку беспокойства, я добавляю: — Только пока ты не привыкнешь ко мне. Первый раз - самый худший.
Я закрываю глаза и продолжаю водить пальцами вверх и вниз по ее спине.
Этот момент идеален.
Виттория какое-то время лежит неподвижно, и как раз в тот момент, когда я уже готов заснуть, она перебирается ко мне на колени. Я держу глаза закрытыми, но уголок моего рта приподнимается, когда она задирает рубашку на моей груди.
Как только ее губы касаются моего пресса, мое тело вздрагивает, а член становится болезненно твердым.
Желая посмотреть, как далеко она зайдет, я решаю дать ей возможность немного потерпеть.
Взявшись за заднюю часть рубашки, я стягиваю ее через голову, и от этого действия у Виттории темнеет в глазах. На ее лице все еще сохраняется настороженность, но, по крайней мере, страх исчез.
Когда она целует и облизывает мои плечи, я чувствую, как ее
