к ней присоединилась и Корделия. Они наблюдали, как дракодилица вернулась и облила ещё несколько деревьев, а затем повторила всё сначала.
– Итак, – произнесла Корделия через минуту, – ты можешь говорить по-дракодильи. Я никогда не слышала, чтобы ведьмы делали это – ни в одной из историй, даже тех, которые рассказывала твоя мама, такого не было. И ты не горишь в огне?
Ларкин не смогла сдержать улыбку, когда волна гордости захлестнула её.
– Знаю, я говорила, что мне хорошо и без магии – и я была уверена, что это правда… но я так счастлива, Кор. Представь, сколько всего хорошего я смогу сделать, если смогу разговаривать с дракодилами. И не гореть!
Корделия обвила руками плечи Ларкин, прижав её к себе, и они продолжили наблюдать за дракодилицей. Пожар уже был наполовину потушен, хотя многие деревья были опалены до черноты.
– Как ты думаешь, ты можешь разговаривать только с дракодилами или с другими существами тоже? – спросила Корделия.
Ларкин на мгновение задумалась, а затем покачала головой.
– Понятия не имею, – призналась она, не удержавшись от усмешки. – Но можешь поверить, я это выясню.
Корделия улыбнулась в ответ и осмотрела обгоревшие деревья.
– Я рада, что огонь не распространится дальше, но для большинства этих деревьев уже слишком поздно, – сказала она со вздохом.
Ларкин кивнула, проследив за взглядом Корделии и заметив, что сгоревших деревьев куда больше, чем уцелевших. Её восторг от новообретённой магии был заглушён грустью. Это было уже не то место, которое она помнила. Магия пришла к ней слишком поздно. Но при мысли о ней она сразу вспомнила про Зефира и повернулась к Корделии.
– Может быть, Зефир сможет использовать свои сопли для лечения этих пальм, как он сделал с Лабиринтовым Деревом!
Глаза Корделии сверкнули.
– Я позову его, а ты оставайся здесь, – велела она. – Мы же не хотим, чтобы дракодилица подумала, будто ты удрала с конфетами!
25
Пока дракодилица кружила в небе над рощей Серебряных Пальм, туша пожар, который сама же зажгла в приступе ярости, её большие, блестящие глаза то и дело обращались к девочке, стоявшей в центре рощи, затем к трём другим детям, пробиравшимся к ней меж обугленных деревьев и всё ещё пылающих участков.
При виде разрушений дракодилицу пронзило чувство вины – она не хотела причинять столько вреда, но она уже давно была не в себе, и в такие моменты ей было приятно разрушать что-то прекрасное. Но потом девочка заговорила с ней. Заговорила! Дракодилица всё ещё не могла поверить в это. Она сделала большой глоток воды из реки и потушила несколько последних очагов, гадая, что могло означать это событие.
Но желание уничтожить рощу всё ещё таилось где-то в глубине существа дракодилицы. Она не знала, как долго это будет так.
26
Когда Корделия, по пятам за которой следовали Зефир и Дэш, снова нашла Ларкин, роща Серебряных Пальм уже не горела, хотя в воздухе всё ещё сильно пахло дымом и палёными кокосами. Ларкин стояла там же, где Корделия её оставила, но теперь перед ней сидела дракодилица, сложив на спине огромные крылья и прижавшись носом к руке Ларкин. Хотя Корделия доверяла Ларкин и её новообретённой магии, она не смогла не ахнуть, когда дракодилица высунула язык, чтобы взять кусочек тянучки из пальцев Ларкин.
– Эй! – воскликнул Дэш из-за спины Корделии. – Это мои конфеты!
– Я добуду тебе ещё, – пообещала Ларкин, не поднимая глаз, и скормила дракодилице последний кусочек тянучки. Затем она протянула руку ко лбу дракодилицы. Если раньше, когда Корделия пыталась убедить её бежать, Ларкин держалась отважно, то теперь она замешкалась, её рука зависла над чешуёй существа. Корделии показалось, что эта рука дрожит.
Но дракодилица сама сократила расстояние между ними, прижавшись лбом к ладони Ларкин. От этого прикосновения по телу Ларкин пробежала дрожь, и её глаза закрылись.
– Спасибо, – сказала Ларкин шёпотом, и хотя она больше не издавала тех странных пронзительных звуков, дракодилица, казалось, понимала её.
Ларкин опустила руку и повернулась к спутникам, слегка пошатываясь. Корделия мгновенно оказалась рядом с ней, протягивая руки, чтобы поддержать подругу.
– Ларк! – воскликнула она. – Ты в порядке?
– В порядке, – ответила Ларкин с улыбкой, перешедшей в зевоту. – Просто устала, хотя вроде бы ничего особенного не делала.
– Магия, – торжественно пояснил Зефир, кивнув головой.
– Я не помню, чтобы ты едва не падал в обморок после исцеления Лабиринтового Дерева, – заметила Корделия.
Зефир пожал плечами.
– Это было всего лишь одно дерево.
– Кстати, Зеф, – сказала Ларкин. – Не хочешь ли ты попробовать исцелить здешние деревья? Их намного больше, чем одно, но…
– Меня это беспокоит не так сильно, как сейчас обеспокоены сами деревья, – прервал её Зефир. – Лишь бы я мог вздремнуть после.
Мальчики помчались прочь, останавливаясь у каждого дерева на пути, чтобы Зефир мог на него высморкаться, а Корделия подвела Ларкин к основанию одной из немногих уцелевших пальм, чтобы усадить на землю. Корделия ждала, что дракодилица сейчас взлетит, выполнив свой долг, но вместо этого она развалилась на брюхе посреди рощи, не сводя с них глаз. Точнее, с Ларкин.
Корделия то и дело бросала на Ларкин короткие взгляды, ища признаки того, что теперь, когда подруга наконец-то обрела свою магию, в ней изменилось нечто важное… и между ними тоже. Случилось то, чего Ларкин так ждала и чего Корделия так боялась. Конечно, она была рада за подругу, но не могла избавиться от ноющего чувства, что трещина в их дружбе сделалась шире, а их пути начали расходиться.
– Вам с Зефиром нужно будет вздремнуть, – напомнила Корделия, отмахиваясь от этой мысли. Они с Ларкин наблюдали, как первое дерево, на которое высморкался Зефир, начало меняться: обугленная чёрная кора отслаивалась, обнажая под собой свежий ствол. Повреждённые листья тоже опали, и хотя на их месте ещё не проросли новые, Корделия знала, что рано или поздно они появятся. В конце концов, деревья не были мертвы. То, что сломано, можно исправить.
– Лучше хорошенько выспаться, – отозвалась Ларкин, её голос был сонным, хотя едва перевалило за полдень. – Продолжим путь завтра.
Корделия знала, что это разумный выбор, но всё же лишняя задержка раздражала её. Она хотела уже сейчас быть у Астрид – каждая минута, которую они теряли, была минутой без отца, а она и так пережила их слишком много. Это было почти невыносимо.
– На самом деле, мы потеряем не так уж много времени, – сказала Ларкин, словно прочитав мысли Корделии. – На плоту нам придётся плыть ещё несколько
