Во всем этом лучше Кольдина Долговязова никто не разбирается, а без таких умений конунг и не конунг вовсе, а так одно название.
Народ вокруг костра согласно закивал. Правда, после рассказа Кривого руголандцы кивали также охотно, и понять кто из рассказчиков зацепил сильнее, сказать было трудно. Но агитаторы не отчаивались. Времени еще было достаточно и историй у них в запасе хватало. Кривой как раз уже собирался открыть рот, но его, как бы невзначай, опередил Фарлан.
— И Кольдин, и Озмун славные воины, хоть одного, хоть другого выбирай, оба любы! — Он взял паузу, но ровно настолько, чтобы никто не успел вклиниться. — Жаль только, что придется возвращаться обратно в Истигард. Ну да ничего, и на старом месте проживем. Раньше то ведь жили!
Венд тяжело вздохнул и замолк, но ни Кривому, ни Болтуну вклиниться не дали. Народ вокруг костра как-то вдруг ожил и заинтересовался.
— Ты о чем, Фарлан? Пошто возвращаться?
Выждав пока страсти изрядно накаляться, Фарлан недоуменно пожал плечами.
— Дык, а что вы хотите? Воевать что ли с вендами будете?
— Зачем воевать, — понеслось в ответ, — они же сами нас позвали!
Тут Фарлан отрицательно покачал головой.
— Не совсем. Венды не просто так нас позвали, они союз с нами заключили. Я сам за тем столом сидел и сказ их слышал. Союз тот был сговорен, даже не с Рориком лично, а со всем родом Хендриксов. Где Рорик, старший в роду Хендрикса, скреплял этот договор женитьбой на дочери посадника Торвана — старшего в роду Озерных вендов. — Тут Фарлан обвел всех хитрым прищуром. — Смекаете⁈ А сейчас как быть? Озмун и Кольдин безусловно люди заслуженные, но в роду Хендрикса пятая вода на киселе. Для родовитого посадника Торвана такой брак умаление достоинства и обида.
Народ вокруг мрачно засопел, закипая раздражением, которое вдруг вылилась в злом выкрике.
— Это что же, мы рылом что ли не вышли для местных⁈
Фарлан грозно глянул на крикуна.
— Ты прежде, чем глупость орать, головой подумай. Вот ежели бы у Рорика дочь была, то ты бы к ней свататься пошел? Хватило бы смелости⁈
Все разом заржали, пялясь на выкрикнувшего.
— Неее, не хватило!
— Да, ни у кого бы не хватило! Рорик на расправу был скор!
— Точно, мигом бы прилетело!
Удовлетворенно кивнув, Фарлан подвел итог.
— Вот именно! Старшинство в роду надо уважать, тут не в форме дело. Они отдают лучшее, что имеют, и от нас хотят того же. Вот в чем проблема, в уважении и соблюдении традиций. Для них, для вендов, что Озмун, что Кольдин, что ты, — тут Фарлан вновь ткнул пальцем в недавнего крикуна, — все едино. Они наших скальдов не слушают, и славы нашей не знают! Для них род на первом месте стоит, и если мы старшему рода ихнего Торвану предложим в женихи невесть кого. Ну вот скажем тебя. — Не выбирая, он указал на ближайшего воина. — Что он скажет? Да, ничего! Пошлет нас куда подальше и будет прав. Ибо неуважение это и больше ничего. — Фарлан намеренно не упомянул ни Озмуна, ни Кольдина. Всем и так понятно, а обиды старшине нет.
Народ вокруг вновь замолчал, пока кто-то из самых нетерпеливых не озвучил терзающую всех мысль.
— Так что же получается, ежели Рорика больше нет, то все, договору с вендами конец?
Даже два агитатора примолкли, и все вдруг уставились на Фарлана, мол что скажешь? Не торопясь, поправив тыльной стороной ладони длинный свисающий ус, Фарлан многозначительно хмыкнул.
— Не совсем… Есть один вариант, но… — Тут он замолчал, словно бы обдумывая говорить или нет.
Пауза затягивалась, и кто-то из сидящих вокруг, не выдержав, выкрикнул:
— Да, не тяни ты, Фарлан, говори уж!
Вскинув голову, венд провел взглядом по напрягшимся лицам, словно бы предупреждая, мол я не хотел обсуждать это, но вынужден уступить давлению общества. Все согласно кивнули, и агитаторы тоже, как бы подтверждая, что сказанное Фарланом не будет рассматриваться как умаление достоинства таких уважаемых людей, как Озмун и Кольдин Долговязый. Тогда тот произнес лишь одно имя.
— Ольгерд.
После мгновенного замешательства из глубины послышалось какое-то растерянно-детское.
— А ведь точно, парень то Хендрикс! Из головы прямо вон!
Фарлан, уточняюще, поднял указательный палец.
— Не просто Хендрикс, а старший и единственный прямой наследник.
— Ольгерд. — Неторопливо произнес один из ветеранов, словно попробовав звучание имени на вкус. — Малый то шустрый, слов нет.
После этих слов руголандцев будто прорвало, и пошло обсуждение вовсю. Минусы, плюсы, народ, не стесняясь, припоминал все: и возраст, и ведьму, и даже Тонгвара, но противовесом всему стоял южный берег, и Фарлан, усмехаясь в душе, видел — эта «гиря» перевешивает все.
* * *
Зеленая поляна между навесами и шатрами руголандцев была полностью забита народом. Руголандцы в праздничной одежде с оружием, но без брони начали собираться еще с рассветом. Почти всю ночь никто не мог сомкнуть глаз. Слух, пущенный умелой рукой Фарлана, разбередил дружину, и так неожиданно возникший третий претендент на место конунга к утру уже пробился в фавориты. Конечно же, эта новость не осталась незамеченной Озмуном и Кольдином, но оба ветерана первоначально отнеслись к ней непростительно снисходительно, а к тому времени, когда они осознали свою ошибку было уже поздно. Озвученный Фарланом вариант дальнейшего развития событий прочно засел в мозги руголандцев, и любые попытки его опровергнуть не воспринимались дружиной серьезно. Единственной возможностью противостоять Ольгерду было бы их объединение с выдвижением единого кандидата, но между этими людьми пролегла такая глубокая неприязнь, что даже представить такое было невозможно.
К тому времени, когда солнце поднялось над вершинами сосен, в лагере руголандцев не осталось ни одного человека. Все собрались вокруг сколоченного в центре площади помоста в ожидании, когда же на него поднимется Гонза Длиннорукий. Этот ветеран, самый старый и самый опытный в дружине, всегда проводил общедружинное вече, тщательно следя за соблюдением всех руголандских традиций и законов.
Гонза не заставил себя ждать, но в этот раз, в связи с высокой ответственностью момента и по его личной просьбе, вместе с ним на помост поднялись еще два ветерана. Все трое, оглядев сверху толпу и переглянувшись, молча согласились, что можно начинать. Длиннорукий громко огласил цель сбора и попросил общество объявить, кого они желают видеть своим конунгом.
В ответ разноголосицей зашумела толпа, но отчетливо можно было разобрать три