дорогу. Редко, но бывает такая херня: подумаешь о чем-то, а это происходит. Мне однажды прямо по башке кокнуло. Пятнадцать лет мне было. Я уже рассказывал. Ее звали Мария. Мария… Тоже, кстати, довольно религиозное имечко. Всё у меня… через одно место. Непонятно только, через жопу или через небо? Я ее как Хатико любил. Иногда даже кажется, что до сих пор люблю. Помните, у нас с Ангелом соитие в поезде было? Я вам не сказал, но в какой-то момент, на пике, я вместо лица Ангела лицо Марии увидел. Жуткий такой флешбэк, хотя это и не флешбэк, потому что я с Марией не спал. Короче, я эту Марию очень любил и постоянно о ней думал. А тогда мороженки продавали в стаканчиках, «Маня и Ваня» назывались. И вот стою я в продуктовом у холодильника, зырю на эти мороженки и думаю о Марии. Тут голос сбоку, типа, привет, Олег. Я башку поворачиваю, а рядом Мария стоит, улыбается, и глаза голубые будто, знаете, мерцают. Понимаете, что случилось? Мое как бы духовное встретилось с материальным в точке G этого клятого мира. К такому вообще невозможно подготовиться, тонко очень все. Я в обморок рухнул. Реально – опал на холодильник тушкой и сполз по нему на пол. Ужас. Тут примерно такая же штука произошла. Ну, не настолько, но похоже, потому что едва Вера договорила, как на дорогу два здоровенных битюга выбежали и к нам наддали. Сева аж вскрикнул. А Вера, наоборот, помертвела как-то, почернела и смотрит, как лань. А глаза у нее, особенно на фоне остальной черности, еще голубее сделались. Как лед байкальский. Я был однажды, в марте. На Ольхон по льду ездили. Мне раньше казалось, что вся Россия – это Пермь, только большая. А потом я на Байкал съездил и офигел. Другая вообще реальность. Буддизм, буряты, малахит какой-то по лесам ищут, в Китай продают, шаманы жуткие, у каждой коновязи изволь прибухнуть, землетрясения еще… Буряты – странный, кстати, народ. Выпивал там с двумя. Водочка и позы. Не позы в смысле секса, а позы как манты такие местные, огромные пельмени. Вся морда в соке. После первой стопки буряты меня обнимать кинулись и всячески словесно любить. После второй прищурились и как бы впали в легкую подозрительность. А под конец бутылки попытались чистосердечно зарезать как оккупанта и вообще гондона. У меня приятель был, Володя, деревенский. У них там с мостом какой-то экстрим произошел, смыло его к херам по весне. Приехал депутат. А Володя его гондоном назвал. Депутат в суд. А Володя такой в суд приходит и кладет на стол распечатку из Википедии. А там про французского писателя-фантаста Ива Гандона написано. Жил такой демиург на белом свете. А Володя листок положил и говорит, типа, я депутата не использованным контрацептивом назвал, что вы, а писателем-фантастом, потому как он очень фантастические вещи нам рассказывал. Судья с юмором оказалась, ржала, как лошадь. Не вру. Был такой случай.
Битюги подбежали к машине. Хоть рожи те еще, но с пониманием, постучались вежливо. Сева открыл. Один битюг был с татуированными руками, а второй рыжий. Сейчас рыжим нормально живется, а вот при Петре I так себе. Говорят, Петру няня в детстве поговорку рассказала: «Встретил рыжего – бей. Или шельма, или плут!» Вот Петр, когда вырос, и стал рыжих на гвозди в Финляндию обменивать. Поэтому там рыжих дохера, а у нас мало.
Рыжий: Здравствуйте. Мы из реабилитационного центра. Эта девушка от нас сбежала. Мы ее забираем. Вера, пойдем.
Саврас: Забирайте, пацаны. Нахер она нам нужна.
Татуированный обошел машину и потянулся к задней двери с моей стороны, Вера быстро закрыла дверь.
Татуированный: Не понял… ты чё моросишь? Мужик, открой.
Я не открыл. Рыжий с силой постучал костяшками по стеклу.
Рыжий: Мужики, хорош. Девку отдайте.
Я потянулся к шпингалету. Вера вцепилась в мою руку. Наши взгляды встретились. Слабость все-таки у меня к голубым глазам.
Вера: Не отдавай меня. Пожалуйста.
В голубых глазах засверкали слезы. Реально, блин, Байкал какой-то.
Рыжий: Вас чё, достать оттуда, мудилы?
Рыжий пнул ногой в мою дверь. Тут же попытался пнуть еще, но дверь резко открылась ему навстречу. Рыжий упал. Я вышел из машины. Татуированный бросился, я демонстративно спрятал руку в карман. Татуированный резко окопался. Хорошая обманка, всегда работает, потому что есть ствол, нет ствола, цена ошибки слишком велика. Следом вылез Саврас. Вылез, воздел руки к небу и затряс ими, как актриса. Он вообще часто делается гротескным и театральным, когда чувствует кровушку.
Саврас: Ну нахера Олег? У нас дело, мы торопимся. Посмотри на этого теленка?! Ну что это? Ну кто так живет?! Машину пнул! Обозвал! Девушку третируют! Да еще и рыжий! Ну куда это годится?!
Саврас шагнул к Рыжему и больно потрепал его по толстой щеке. Рыжий ударил, Саврас уклонился и отвесил Рыжему оплеуху, Рыжий упал. Саврас очень жестко ударил его ногой в голову, Рыжий отрубился. Татуированный попятился, разведя руки в стороны.
Татуированный: Мужики, вы чё? Вы кто?
Саврас: А этот? Партаков наколол, а сам заднюю дает. Это друг твой лежит?
Татуированный: Друг.
Саврас: Ну и чё ты стоишь? «Двоечку» умеешь? Давай «двоечку»!
Саврас выставил вперед обе ладони, как бы имитируя боксерские «лапы», и шагнул к Татуированному.
Саврас: Работай, работай!
Я отвернулся, чтобы не заржать. А Татуированный, видать, в конец ополоумел и попытался пробить «двоечку». Саврас тут же швырнул его через бедро и вдавил колено в горло. Из машины вышел Федор Фанагория, отпил из фляжечки, закурил.
Фанагория: Это все, конечно, весело. Но дальше-то что?
Саврас: Убьем?
Татуированный: Мужики, не надо… Кхы, кхы…
Это Саврас вжал колено в горло посильнее.
Саврас: Не влезай, сука, видишь, люди разговаривают.
Фанагория: Олег! Что делать будем?
Я присел на корточки возле Татуированного.
Я: Жить хочешь?
Татуированный: Да.
Я: Тогда отведи нас в рехаб.
Татуированный: Как скажете.
Саврас: Нахера?
Фанагория: Нам ехать надо, ты чего?
Я: Урна с прахом, Ангел, «Некрономикон», Тысячелетнее царство Христа… И тут к нам на дорогу выбегает Вера. Совпадение? Не думаю.
Фанагория: Вот только давай без этой ерунды! Знак углядел?
Саврас: А в этом чё-то есть…
Я: Да я прикалываюсь.
Фанагория: Зачем тогда?
Я: Люди без суда и следствия месяцами сидят за решеткой. За этим.
Саврас: Они наркоманы!
Я: Ну и что? У любого человека есть право на смерть. Пусть себе колются и дохнут, если им так хочется. Стремление к саморазрушению – не
