32. Признание
Через несколько дней упадёт на землю самая тёмная ночь в году. Ночь Урахада. Клара за ужином пытается вспомнить, сколько оставалось кармашков в календаре, посчитать точно, но мысли разбегаются, и нет уверенности, сколько ещё ждать — двое суток? Трое? Неделю? Нет, точно меньше…
Сразу за Урахадом будет её день рождения.
Есть что-то жуткое в том, что оно так скоро от великого праздника равновесия и обновления.
А затем свадьба.
Клара допивает элариас и отставляет громоздкий бокал в сторону, вскинув на Марка игривый взгляд.
— Итак, как насчёт десерта? Или твои вкусы за прошедший год претерпели существенные изменения?
Он с усмешкой качает головой, и Клара с удовольствием снимает посеребрённую крышку с блюда, на котором лежат лакричные конфеты в виде гусениц бонго. Сверхреалистичные, надо сказать.
Марк усмехается, мол, и это всё? Это твоя маленькая месть?
Маленькая и вправду, но не всё.
С того момента, как братец уехал в столицу, Клара придумала больше тысячи всяких подстав, шуток, розыгрышей и тому подобное. Ей хотелось встретить его по-особенному. В его стиле. Но затем она решила, что это глупо. Что вернётся он, как водится, другим человеком. Потому к вихрастому декабрю всё вымылось из планов и даже памяти.
А конфетки, это так…
Она подталкивает к Марку блюдо и просит попробовать то, что приготовила собственными руками.
Он достаёт гусеницу и она, прибуженная, начинает шевелиться. Чёрная, поблёскивающая, словно дёготь, жирная, трясущаяся.
В прошлый раз, мальчишкой, он даже завизжал, теперь пусть хотя бы покривится, чтобы порадовать свою… сестрёнку? Госпожу? Невесту?
Но чёртов Марк Харш одаривает её бархатным, тёплым смехом. Ногти оборачиваются чёрными волчьими когтями, проделывая в гусенице четыре дыры. Разумеется, это никак не мешает ей дёргаться. Вязкая жёлтая субстанция вытекает из ран.
— Они съедобны, — усмехается Клара, — на своей родине считаются деликатесом. Я выращивала несколько, и вот, нашла применение. Знаешь, сколько времени понадобилось на изготовление столь идеальных форм?
— Действительно. Пока не понял, что мне делать с информацией, что это дело занимало, по всей видимости, много твоих мыслей. Но раз это касалось меня… приятно.
Она садится на стол рядом с блюдом, где по конфетам начинают ползать живые гусеницы. До того в прохладном месте они спали, сейчас просыпаются. Как удачно, что Марк выбрал правильную. Вот только его реакция не шибко радует.
— Я хотела ненадолго окунуться в прошлое, — шепчет она. — Вот только, видимо, твои страхи больше не при тебе.
Будто, чтобы добить её, Марк съедает гусеницу, а затем облизывает свои красивые, аристократичные пальцы. С не менее эффектными когтями. Затем он съедает пару лакричных бонго, бросает взгляд холодных глаз на изящный чайный сервиз и предлагает с невозможной обаятельной улыбкой:
— Заварить тебе чаю?
Клара, усмехнувшись, кивает и садится за стол.
Он разливает по чашкам тёплый янтарный напиток, по залу разносится аромат мяты, чёрного чая и веточек хризалистового дерева. Терпко-острых, словно вместо сока у них эфирные масла с красным перцем.
— Мой страх иного рода на месте, — будто смилостивившись, Марк кладёт ладонь на её плечо и слегка сжимает, — как я боялся потерять тебя с тех пор, как полюбил, так и боюсь до сих пор.
Клара судорожно сглатывает, не веря своим ушам.
— Ты… не можешь…
— Почему?
— Ну, — колкая усмешка, попытка притянуть к себе чашку холодными, дрожащими пальцами. — Ты никак не давал понять.
— Разве? — он касается её волос, целует в макушку и остаётся позади раскалённой стеной.
Она хихикает странно, непохоже на себя.
— Ты только и делал, что издевался.
— Поцеловал, позвал объясниться, но ты не пришла… — голос словно тысячи игл впивается в неё. — А затем уезжать нужно было мне.
— Позвал?
— Записка.
Она с досадой оборачивается.
— Во-первых, меня уже достала твоя манера объясняться на бумаге, а во-вторых, никакой записки тогда я не получала! Да, мы поцеловались, но я не стала себе надумывать. Мы ведь это не обсуждали! Потом ты уехал, теперь я понимаю, почему была такая спешка, но… никуда ты меня не звал! В этот раз я нашла записку, но её в камин выбросила крыса!
Он усмехается, а затем и вовсе фыркает.
— Что?
— Я же говорила…
— Тебе, видимо, привиделось, — сухо чеканит он и отходит от неё.
Клара как бы не боялась предстоящих событий — тем более, теперь, — уже ждёт, когда наконец получит или не получит свою силу, чтобы её начали воспринимать всерьёз.
Впрочем, Марк выглядит сухим, словно песочные часы, не из-за того, что досадует на её положение.
Он проходится по залу, заломив руки, погрузившись в тяжёлые размышления.
— Что с тобой?
— Ты права, — поднимает он на Клару взгляд холодных глаз. — Я идиот.
— Не помню, чтобы это говорила, — морщит она нос, — ну ладно.
Он срывается с места и вмиг оказывается у её ног на коленях, чем вызывает приступ нервного смеха. Который, впрочем, быстро проходит. Ещё бы, ведь Марк берёт её руку в свои горячие ладони и целует пальцы.
С видом таким, будто умирает и прощается.
Она хмурится, хочет отпрянуть, но вместо этого касается его светлых волос.
— Я не смел надеяться на то, что скажу это. Что будет возможность сказать. Ты станешь моей женой?
Она несколько мгновений молчит, затем напряжённо произносит:
— Спрашиваешь, когда мой жених сидит сейчас наверху и обсуждает то, как будет руководить Дагардом, с нашими родителями?
Он мог бы на этом отступить. Раньше. Но сейчас в ответ звучит лишь:
— Да.
Глава 33. Прощание с отцом
Они не смогли уехать так далеко от Утёса, как хотелось бы. Крупные хлопья снега кружатся над головой, словно вата. Эрик не чувствует холода. Ему кажется, что всё это лишь очередной чудаковатый сон.
Ферам они снятся тоже.
— Твой отец старой закалки, — тянет Лекс вдумчиво, — может быть, всё и к лучшему…
— Что ты такое говоришь?
Эрик прикидывает, как бы сделал Поль. Нужно ли настоящему мужчине за такие слова бить по морде или ещё нет? Хороший ли он сын, если в такую минуту прибился к ферлису, самозванцу, который липучкой прицепился к табору в своих тёмным целях. А что если он всему виной? Ведь до его появления всё было нормально.
— По секрету тебе скажу, малец… — Лекс засыпает в трубку аберан из холщевого мешочка. Это трава, растущая рядом с клапанами миров. Она придаёт сил ферам, но ядовита для простых людей и даже магов. — Король готовит новую реформу, мутно будет приводить её в исполнение, конечно, но… В этом есть смысл.
— А? Это нас касается?
— Тебя уже нет. Табора
